Пока Серторий воевал с одним Метеллом, казалось, он одерживал верх по причине старости и природной медленности Метелла, который не мог с успехом вести войны с воителем смелым, предводителем более толпы разбойнической, нежели устроенного войска. Когда же Помпей прошел Пиренейские горы, и Серторий расположился близ него станом; когда начали они показывать друг дугу всевозможные опыты военачальнического искусства; когда Серторий, противопоставляя хитрости хитрость и действуя с осторожностью, более получал выгод, то до самого Рима распространилось, что он в военном искусстве был способнейший из тогдашних полководцев. Слава Помпея была уже велика и во всем цвете своем после отличных деяний его в пользу Суллы, за которые получил от него название Великого и удостоился почестей триумфа в то время, когда был еще без бороды. По этой причине многие города, подвластные Серторию, обратились мыслями к Помпею и имели склонность пристать к нему, но они вскоре успокоились, узнав, какая неожиданная участь постигла Лаврон*. Серторий осаждал этот город, и Помпей со всеми силами пришел к лавронцам на помощь. Один хотел занять наперед возвышение, с которого мог выгодно действовать против города; другой спешил этому воспрепятствовать. Серторий предупредил Помпея, который остановил свое войско и радовался сему случаю, ибо думал, что Серторий зажат между городом и его войском. Он послал сказать лавронцам, чтобы они были спокойны и со стен смотрели на осаждаемого им Сертория. Тот, узнав об этом, засмеялся и сказал: «Я научу “ученика Суллы” (так называл он Помпея в насмешку), что полководцу надлежит более смотреть назад, нежели вперед». В то же время показал он осажденным шесть тысяч тяжелой пехоты, оставленной им в первом стане, с которого поднялся, для занятия возвышения, дабы они напали с тылу на Помпея, когда он против него обратится. Поздно заметил это Помпей, он не смел ничего предпринять, боясь окружения, но стыдился оставить в опасности людей, ему преданных. Он стоял тут и своими глазами принужден был видеть, как они погибали, ибо они, потеряв надежду, предали себя неприятелю. Серторий не лишил никого жизни, всех отпустил, а город сжег, но не из гнева и свирепости – он менее всех полководцев был увлекаем гневом, но к стыду и к унижению тех, кто прославлял Помпея, дабы между варварами разнеслось, что он тут находился, и, почти греясь от пожара союзного города, не защищал его.
Серторий тоже претерпевал важные уроны. Хотя он сохранял себя и свою силу непобедимыми, но часто были побиваемы его военачальники; за то он способностями своими умел поправлять ошибки других и восстановлять свои дела. И он был более уважаем, нежели побеждающие его противоборники. Так было в сражении его с Помпеем при Сукроне*, с ним же и с Метеллом при Сегунтии. Говорят, что при Сукроне Помпей поспешил дать сражение, дабы Метелл не принял участия в его победе. Серторий также хотел вступить в дело с Помпеем до прибытия Метелла. Дождавшись вечера, Помпей учинил нападение, рассуждая, что темнота ночи будет препятствовать неприятелям как отступать, так и преследовать, ибо они, как иностранные, не знали хорошо местоположения. Войска уже сошлись; Серторий, по случаю, стоял сначала не против Помпея, но против Афрания, который предводительствовал левым крылом, а сам он находился на правом. Он получил известие, что часть войска его, которая дралась с Помпеем, была им разбита и принуждена уступить его напору. Он сдал правое крыло другим полководцам, устремился к тому, которое было разбито, собрал и ободрил тех, кто еще стоял на месте, возобновил сражение с преследовавшим его Помпеем и обратил его в бегство. Помпей, весь израненный, едва не был убит, и лишь чудом спас жизнь свою; ливийцы, бывшие у Сертория, поймали Помпееву лошадь, украшенную золотом, покрытую великолепными уборами, стали разделять оные между собою, начали ссориться и удержались от преследования. Как скоро Серторий перешел на подкрепление к другому крылу, то Афраний разбил тех, кто противостоял ему, и опрокинул до самого стана, ворвался в оный и начал грабить. Тогда было уже темно. Он не знал о поражении Помпея и не мог удержать воинов от грабежа. Между тем Серторий, победивший другое крыло, поворотил назад, напал на войско Афрания, которое было в смятении по причине его беспорядка, и многих побил. Поутру он вооружил вновь воинов своих и хотел вступить в сражение, но, узнав, что Метелл уже близко, он распустил строй и удалился, сказав: «Когда бы не было здесь этой старухи, я бы проучил этого мальчишку и отправил бы обратно в Рим».
Серторий был весьма печален, не видя нигде своей лани. Потеряв ее, он лишился прекрасного способа управлять варварами, которые тогда особенно имели нужду в утешении, но некоторые воины, скитавшиеся ночью с другим намерением, встретили ее, узнали по цвету и поймали. Серторий, известившись о том, обещал им много денег, если никому об этом не объявят. Он спрятал ее; по прошествии нескольких дней показался перед Собранием с веселым лицом и рассказал начальникам варваров, что бог возвещает ему во сне какое-то великое благо. Потом взошел на трибуну и занялся делами. Вдруг лань, выпущенная теми, кто ее стерег, прибежала к Серторию с радостью, положила голову свою к нему на колени, лизала руки его, как привыкла всегда делать. Серторий оказывал ей взаимные ласки и даже заплакал. Все зрители были сперва изумлены, потом, издавая радостные восклицания, с рукоплесканием провожали Сертория до его дома, как человека необыкновенного и богам любезного, и предались веселью и благим надеждам.
Серторий запер неприятелей на Сегунтийской равнине* и довел их до последней крайности. Он был принужден вступить с ними в сражение, когда они выходили для грабежа и собрания запасов. Обе стороны сражались с отличной храбростью. Меммий, искуснейший из Помпеевых полководцев, пал там, где происходила самая жестокая битва; уже победа была на стороне Сертория, который, умерщвляя множество воинов, ему сопротивлявшихся, пробирался к самому Метеллу. Этот полководец выдержал нападение с бодростью, превышавшею лета его, и, мужественно сражаясь, поражен был копьем. Те из римлян, кто видел сие собственными глазами, и те, кто узнал о том от других, устыдились, оставшись без помощи своего полководца, и вдруг воспламенились яростью против неприятелей. Оградив Метелла щитами, они совокупно выступили вперед с отважностью и отразили иберов. Победа перешла на противную сторону. Дабы обезопасить отступление своих воинов и дабы в спокойствии собрать новые силы, Серторий убежал в город, крепкий по своему гористому положению; там поправлял стены и заграждал ворота, хотя менее всего думал выдержать осаду; он хотел через то обмануть только неприятелей; они стояли спокойно перед городом; надеясь без труда овладеть им, они не только позволяли варварам бежать беспрепятственно, но и пренебрегали собиравшимися опять к Серторию силами. Эти силы собираемы были посылаемыми Серторием в города военачальниками, которым он дал приказание известить его, как скоро у них будет набрано достаточно большое число. По получении известия, он без всякого труда пробился сквозь неприятелей и присоединился к своим. Вскоре двинулся он на неприятелей с многочисленными силами; со стороны твердой земли отрезал им засадами возможности получения запасов, обступил их и делал на них с разных сторон быстрые нападения. Со стороны моря он занимал берега разбойничьими судами. Этими движениями он принудил полководцев разойтись. Один пошел в Галлию, Помпей зимовал у вакцеев*, претерпевая нужду по неимению денег; он писал в сенат, что отведет назад войско, если не получит денежного вспоможения, и что он, сражаясь за Италию, истощил собственное свое имение. В Риме много говорили, что Серторий скорее Помпея прибудет в Италию. Вот до чего довели первейших и могущественных в то время полководцев искусство и разум Сертория!
