Потом Антигон обвел стеной Норы, оставил осадное войско и удалился. Эвмен выдерживал осаду в занимаемом им месте; у него было много хлеба, воды и соли, а больше ничего. Но он, чем только мог, старался сделать приятной жизнь тех, кто при нем находился. Он звал всех к своему столу по очереди и услаждал беседу забавными разговорами и ласковым обхождением. Он был приятен лицом и нимало не походил на человека военного, огрубевшего среди звука оружия. Напротив того, был пригож, молод и так строен, что все его члены были между собой в совершенной соразмерности, точно у статуи, выполненной по всем правилам искусства. Он не был красноречив, но разговор его был прелестен и занимателен, как можно заключить по его письмам.
Более всего беспокоила воинов его теснота места. Они были принуждены жить в малых домиках и ходить по месту, которое не имело в окружности более двух стадиев. Они принимали пищу, не делая телесного движения; подавали корм лошадям своим, стоявшим в бездействии. Намереваясь не только освободить их от скуки, в которой увядали они от бездействия, но и некоторым образом сделать их способными к бегству при благоприятном случае, Эвмен назначил им местом прогулки самый большой дом в местечке, длиной в четырнадцать локтей, приказывая им мало-помалу усиливать свое движение. Он велел обвязывать у каждой лошади шею длинным к потолку прицепленным ремнем, на котором приподнимали ее посредством блоков, так что лошадь упиралась на землю задними ногами, а передними чуть касалась оной. Между тем как лошадь была таким образом приподнята, конюхи криком и ударом раздражали ее; отчего она, исполненная ярости и жара, вспрыгивала и ударяла задними ногами; передними же и поднятыми, стараясь достать землю, ударяла ее, напрягала свои силы, обливаясь потом, и издавала стенание. Этим упражнением лошади приучаемы были к быстроте и получали новые силы. Их кормили при том ячменем очищенным, дабы скорее и лучше варился он в желудке.
Осада была еще продолжительна*, как Антигон получил известие, что Антипатр умер в Македонии, что все было в тревоге и что Кассандр с Полисперхонтом были в ссоре*. Мечтая уже не о малых делах и объемля мыслями своими всю державу, он хотел иметь Эвмена другом и сподвижником в своих предприятиях. Он послал к нему Иеронима*, хотел с ним примириться и предложил клятву. Эвмен, исправив ее, требовал, чтобы осаждавшие его македоняне решили, которая клятва справедливее. Антигон, в начале клятвы упомянув только для вида о царях, всю клятву обращал к себе самому, но Эвмен после царей поставил в клятве имя Олимпиады; потом клялся быть приверженным не только Антигону, но и Олимпиаде и царям, и иметь с ними одних друзей и врагов. Македоняне нашли его предложения более справедливыми; они заставили Эвмена произнести клятву, сняли осаду и писали Антигону, чтобы и он со своей стороны поклялся Эвмену.
Между тем Эвмен возвращал бывших у него в Норах в залоге каппадокийцев и в замену получил лошадей, возовой скот и шатры от тех, кто их принимал; собрал рассеянных и блуждавших по всей стране, после проигранного сражения, воинов, так что у него в скором времени было не многим менее тысячи человек конницы, с которыми вышел он из Норы и убежал, боясь по справедливости Антигона. В самом деле этот полководец не только велел вновь осаждать и стеречь Эвмена, но и простер свой гнев на македонян за то, что они приняли исправленную Эвменом клятву.
Эвмен, предаваясь бегству, получил из Македонии письма от тех, кто страшился возвышения Антигона. Олимпиада предлагала Эвмену под свою защиту и воспитать сына Александра, которому строили козни. Полисперхонт и царь Филипп повелевали Эвмену вести войну против Антигона, предводительствуя бывшими в Каппадокии силами; они позволяли ему взять пятьсот талантов из числа тех, которые хранились в Квиндах*, для исправления собственных дел своих и употреблять из них на войну столько, сколько хотел. Они дали о том знать Антигону и Тевтаму, предводителям аргираспидов*. Получив письма, они на словах приняли Эвмена дружелюбно*, но были исполнены к нему зависти и по честолюбию своему не хотели быть вторыми после него. Эвмен потушил зависть их тем, что не брал назначенных денег, показывая, что не имеет в них нужды. Зная, что эти полководцы не были способны начальствовать и не хотели повиноваться, по причине честолюбия и любоначалия своего, он прибегнул к силе суеверия. Он сказал им, что Александр явился ему во сне, показал ему шатер, убранный по-царски, в котором стоял престол, и сказал ему, что сам тут будет присутствовать в то время, когда они будут сидеть вместе и заниматься делами, что будет содействовать им во всех делах и советах, если будут начинать с него. Этими словами он легко убедил Антигона и Тевтама, ибо они не хотели идти к нему, равномерно и Эвмен не хотел, чтобы его видели идущим к дверям других. Они поставили шатер царский и престол, посвященный имени Александра, и сходились в оном для совещания о важнейших делах.
Продолжая путь свой к верхним областям*, встретил он вместе с другими полководцами Певкеста, который был его другом и который к нему присоединился. Многочисленность войска и блеск приготовления внушили македонянам бодрость, но эти полководцы, по смерти Александра, необузданные властью, преданные неге, принесли с собою тираннские чувства, возбужденные надменностью, свойственной варварам; они были один к другому враждебны, не имели между собою согласия. Они наперерыв льстили македонянам, издерживали деньги на пиршества и жертвоприношения и в короткое время сделали стан обиталищем распутства и невоздержания и воинов превратили в демократическую чернь, которые льстят и угождают при выборах начальников, как бывает в республиках. Эвмен, видя, что они презирали друг друга, а его боялись и искали удобного случая умертвить, притворился, что имел нужду в деньгах. Он занял их очень много*, особенно у тех, кто ненавидел его более других, дабы они, доверяя ему и заботясь о своих деньгах, воздержались от всякого на жизнь его покушения. И так случилось, что чужое богатство было хранителем его жизни, и тогда, когда многие дают деньги, чтобы спасти себя, он один приобретал себе безопасность тем, что у других занимал их.
Между тем македоняне, не имея занятий и будучи развращаемы подарками, оказывали внимание только тем, кто окружал себя толпой последователей и искал военачальства. Когда же Антигон с великими силами расположился станом близ них, и дела сами за себя говорили достаточно красноречиво, – тогда понадобился истинный полководец, и тут не только простые воины обратились к Эвмену, но даже все те, кто только в мирное время и в роскоши казался великим мужем, уступили ему; каждый из них покорялся и спокойно занимал место, ему назначенное. Когда Антигон предпринял перейти реку Паситигр*, то все те, кто стерег переправы, этого не заметили. Один Эвмен противостал ему, дал сражение, многих неприятелей умертвил, завалил ими реку, а в плен взял четыре тысячи. Во время приключившейся с ним болезни македоняне явно обнаружили мысли свои как о нем, так и о других; они были уверены, что другие полководцы могли угощать их и давать великолепные празднества, но он один был способен начальствовать и вести войну. Певкест угостил воинов пышным обедом в Персиде, роздал каждому по барану для принесения жертвы и думал после того, что он весьма велик среди них. По прошествии немногих дней войско двинулось на неприятеля. Эвмен после опасной болезни был носим на носилках в стороне от войска, дабы ему покойнее было по причине бессонницы. Войско прошло некоторое пространство, как вдруг увидело неприятеля, который перешел высоты и опустился на равнину. Как скоро с высот блеснули пред солнцем позлащенные оружия стройно идущего войска; как скоро македоняне увидели башни на слонах и пурпуровые покрывала, которыми их украшали, когда вели к сражению, то передние ряды их остановились, кричали, призывали Эвмена; они говорили, что не пойдут вперед, если Эвмен не будет предводительствовать ими. Они поставили оружия свои в землю, увещевали друг друга остановиться, а предводителям своим советовали пребывать в спокойствии, без Эвмена не сражаться и не ввергаться в опасность. Эвмен, услышав это, велел поспешно нести себя к ним, поднял с обеих сторон занавесы носилок и простирал к ним руку с веселым лицом. Воины, увидев его, приветствовали македонским наречием, подняли свои щиты, ударили об оные сариссами, издавали радостные клики и вызывали неприятеля к битве, ибо их полководец был уже при них.
