Агесилай, чувствуя, что Лисандр говорил и поступал таким образом для возбуждения против него ненависти и желая еще более унизить его, дал ему должность раздавателя мяса*, сказав притом в присутствии многих: «Пусть теперь они идут и оказывают уважение моему раздавателю мяса». Лисандр, огорченный должностью, сказал ему: «Ты хорошо умеешь, Агесилай, унижать друзей своих». – «Я умею унижать тех, кто хотят быть могущественнее меня», – отвечал Агесилай. «Но, может быть, государь, – продолжал Лисандр, – тебе сказали больше, нежели я сделал. Итак, дай мне должность и место, где, не оскорбляя тебя, мог бы я тебе быть полезным». Агесилай после того отправил его в Геллеспонт. Вскоре Лисандр привел к нему перса Спифридата из сатрапии Фарнабаза с большим богатством и двумястами воинами, но гнев его еще не укротился; негодуя на оказанное ему унижение, он намеревался лишить два рода исключительного права на царство и предоставить оное всем спартанцам. Он произвел бы великое беспокойство этим раздором, если бы не кончил жизнь свою во время похода в Беотию. Вот как честолюбивые души, не сохраняя умеренности в управлении, производят более зла, нежели добра. Если Лисандр был высокомерен и не знал меры в своем честолюбии, то Агесилай, без сомнения, знал другие не столь унизительные средства к исправлению ошибок столь славного и честолюбивого мужа, но, кажется, оба они были одержимы одной страстью: один не признавал власти начальника, другой не терпел безрассудства своего друга.
В начале войны Тиссаферн*, боясь Агесилая, заключил с ним договор, которым царь персидский обязывался возвратить независимость греческим городам, находящимся в Азии; вскоре после того, думая, что у него есть достаточные силы, он начал войну, и Агесилай принялся за нее охотно*, ибо он ожидал чего-то великого от этого похода и почитал бесчестием для себя, что десять тысяч греков, под предводительством Ксенофонта, дошли до моря*, победив царские войска столько раз, сколько сами хотели, а между тем, чтобы он, предводительствуя лакедемонянами, обладающими морем и землей, не оказал в глазах греков никакого достопамятного подвига. Итак, вскоре позволительным обманом он отомстил за клятвопреступление Тиссаферну. Он притворился, будто хочет вступить в Карию. Тиссаферн собрал там свои силы, а Агесилай напал на Фригию. Он взял несколько городов, завладел великим богатством и показал друзьям своим, что нарушение клятвы и договора значит презрение к богам, а обманывать своих неприятелей не только простительно, но и славно, и польза, от того происходящая, сопряжена с удовольствием.
Поскольку неприятель одержал над ним верх конницей и жертвы оказались неблагоприятными, то он удалился в Эфес и собирал всадников. Он объявил богатым, что кто из них не хочет идти на войну, то может за себя поставить коня и воина. Таковых было великое число. Вскоре Агесилай собрал множество храбрых всадников вместо робких и богатых. Те, кто не хотел идти в поход, ни служить в коннице, нанимал за себя людей, которые охотно на это согласились. Он полагал, что Агамемнон благоразумно поступил*, когда, взяв хорошей породы кобылицу, уволил от похода человека богатого и робкого. По приказанию Агесилая приставленные к добыче чиновники продавали пленных, раздевши их донага. Многие покупали их платье, но смеялись, смотря на белые и нежные тела их, как людей воспитанных в неге и роскоши; их почитали бесполезными и ничего не значащими. Агесилай подошел к ним, сказал воинам: «Вот с кем вы воюете, и вот за что воюете!», указывая на богатые их одежды.
Когда настало время вступить вновь в неприятельскую землю, то Агесилай сказал наперед, что пойдет на Лидию; он не обманывал Тиссаферна, но Тиссаферн, обманутый прежде Агесилаем, не веря уже ему, обманул сам себя. Он думал, что Агесилай, имея в коннице великий недостаток, намеревался вступить теперь в Карию, в которой неспособно действовать оной, но когда
Агесилай, как он говорил ранее, прибыл на равнины, окружающие Сарды, то Тиссаферн принужден был поспешить к городу на помощь, напал конницей на неприятелей, рассеянных для грабежа на равнине, и победил многих. Агесилай, приметив, что неприятель не имеет при себе пехоты и что у него все силы собраны, поспешил дать сражение. Он смешал легкую пехоту с конницей и приказал им со всевозможной поспешностью идти вперед и учинить нападение на неприятеля, на которого скоро вел он сам тяжелую пехоту. Варвары были разбиты. Греки их преследовали, овладели их станом и многих умертвили. После этой битвы они не только могли безбоязненно грабить и разорять царские области, но видели наказанным Тиссаферна, человека злого и всем грекам враждебнейшего, ибо персидский царь вскоре послал от себя Тифравста, который после того отрубил ему голову*, а Агесилаю предложил заключить мир и отправиться в отечество; притом он послал ему деньги. Агесилай отвечал, что мир заключить имеет власть одна только республика, что для него приятнее обогащать воинов своих, нежели самому быть богатым; и что сверх того греки почитают славным от врагов получать добычу, а не подарки. Но из уважения к Тифравсту, наказавшему Тиссаферна, общего врага грекам, он отступил во Фригию, взяв от него тридцать талантов на содержание войска.
В самом отступлении Агесилай получил от правительства скиталу с повелением принять начальство над морскими силами. Одному Агесилаю отечество вручило столь великую власть; он без сомнения был, как говорит и Феопомп, величайший и знаменитейший из всех людей того времени, но надлежало ему, как подтверждает этот писатель, гордиться более добродетелью, нежели могуществом. Тогда Агесилай назначил Писандра начальником морских сил и ошибся*, ибо многие были старее и способнее Писандра, но Агесилай, невзирая на пользу своего отечества, а уважая только дружбу и угождая жене своей, которой Писандр приходился братом, поручил ему власть над морскими силами.
Остановившись с войском своим в области, управляемой Фарнабазом, Агесилай не только имел в изобилии все нужное, но и собрал великое множество денег. Он дошел до Пафлагонии и заключил союз с царем Котием, который желал дружбы Агесилаевой, уважая доблесть его и верность слова. Спифридат, отпавший от Фарнабаза, присоединился к Агесилаю и всюду следовал за ним во всех его странствованиях и походах. Он имел прекрасного сына по имени Мегабат, которого весьма любил Агесилай, и дочь, также прекрасную и взрослую, на которой Агесилай убедил жениться Котия. Спифридат принял от Агесилая тысячу человек конницы и две тысячи легковооруженной пехоты. Опять возвратился во Фригию и разорял области Фарнабаза. Этот правитель никогда не выдерживал его нападения, не полагался на крепость стен своих, но имея при себе все свои сокровища и драгоценности, удалялся и убегал от него, переменяя беспрестанно местопребывание. Наконец Спифридат подстерег его и с помощью спартанца Гериппида завладел станом и получил в добычу все богатство его, но Гериппид строгим разысканием украденной добычи, принуждая варваров возвращать то, что они взяли, все рассматривая и обыскивая, до того раздражал Спифридата, что он тотчас убежал в Сарды вместе с пафлагонцами. Говорят, что для Агесилая ничего не было горестнее этой потери. С одной стороны жалел он, что лишился столь храброго человека, каков был Спифридат, и с ним немалой силы, а с другой боялся упрека в мелочной и низкой скупости, от которой не только старался предохранить себя, но и самое свое отечество. Кроме этих важных причин, мучила его любовь к юноше, хотя в присутствии его, по собственному своему упрямству, употреблял он все свои усилия к побеждению своей страсти. Некогда даже уклонился он от Мегабата, который приближался к нему, чтобы обнять и поцеловать его. Мегабат устыдился отказа и с того времени приветствовал его издали. Огорченный Агесилай, раскаясь в своем поступке, показал удивление, что Мегабат не приветствовал уже его дружеским поцелуем. «Ты сам, государь, тому виной, – отвечали ему приятели его, – ты не принял приветствия прекрасного юноши, устрашившись его. Если он опять согласится подойти к тебе и приветствовать, то берегись, чтобы не оробеть в другой раз!» Агесилай несколько времени пребывал в размышлении и безмолвии, наконец, сказал им: «Не старайтесь склонять его; для меня будет приятнее преодолеть себя в другой раз, нежели видеть все то, что предо мной, превращенным в золото». Так думал Агесилай, пока Мегабат был при нем, но когда он лишился его, то был столь опечален, что трудно сказать, имел ли бы он силы отказаться от приветствия его, когда бы он возвратился и предстал пред ним.
