Уподобляющие его во всем Александру и сравнивающие его с ним полагают, что ему было тогда менее тридцати четырех лет, но в самом деле ему было около сорока*. Сколь счастлив бы он был, если бы жизнь его прекратилась в то время, пока он имел благополучие Александра! Последующее время приносило либо успехи, возбуждавшие зависть, либо несчастья нестерпимые. Он употреблял несправедливо в пользу других ту силу, которую приобрел в республике средствами справедливыми; так, чем более придавал важности другим, тем более уменьшал свою славу и неприметным образом собственным могуществом и величием силы был низвержен. Подобно как в городах крепчайшая часть, приняв в себя неприятелей, передает им всю свою силу – так могуществом Помпея поднятый на высоту Цезарь низложил и поверг долу того самого человека, от которого заимствовал всю силу против своих сограждан. Случилось это следующим образом.
Когда из Азии возвратился Лукулл, столь много поруганный Помпеем, то сенат принял его с величайшими почестями и по возвращении Помпея старался еще более возбудить его честолюбие в управлении, но Лукуллова бодрость была усыплена и деятельность охладела. Он предался приятности покоя и наслаждению своим богатством. Когда же он устремился наконец на Помпея, схватил его крепко и имел над ним верх в деле об уничтожении распоряжений его и в сенате, при помощи Катона, одержал победу.
Помпей, со всех сторон претерпевая нападение, принужден был прибегнуть к трибунам, быть от них в зависимости и привязывать к себе молодых дерзких людей. Клодий, подлейший и наглейший из них, завладел Помпеем, покорил его народу, влачил против его достоинства по площади и употреблял его как утвердителя всего того, что он говорил и писал, угождая и льстя народу. Кроме того, – словно Клодий не бесчестил его, но еще благодетельствовал ему, – требовал от Помпея награды, которую и получил впоследствии, и чтобы он предал ему Цицерона, друга своего, столь много ему содействовавшего в делах. В самом деле, когда Цицерон находился в опасности и просил помощи у Помпея, то он не только не вышел к нему, но запер двери своего дома тем, кто шел просить за него, и вышел другими. Цицерон, боясь суда, убежал из Рима.
В это время Цезарь, возвратившийся из похода*, предпринял дело, которое тогда привлекло любовь к нему народа, впоследствии приобрело ему великую славу, но которое было чрезвычайно вредно и Помпею, и республике. Он искал консульства в первый раз. Видя, что Красс с Помпеем в раздоре, и рассудив, что, приступивши к одному из них, будет иметь врагом другого, он решился примирить их между собою. Предприятие прекрасное и полезное, но с дурным намерением, весьма искусно и коварно выдуманное. Тогда-то разделенная сила, сохранявшая в республике равновесие, подобно как на корабле, собравшись воедино и сделавшись, так сказать, одной силою, произвела тот всепреодолевающий и непреоборимый перевес, который возмутил все и ниспровергнул республику. Катон говорил, что те ошибались, кто думал, что республику погубил раздор, в последующее время возникший между Цезарем и Помпеем; они, таким образом, возлагали вину на последствие. Не раздор и не вражда, но соединение и согласие их ввергли республику в первые и величайшие бедствия.
Цезарь был избран консулом и немедленно начал угождать бедным и неимущим; писал законопроекты о населении городов и разделении полей, и, выступая из важности своего достоинства, некоторым образом консульство превратил в трибунат*. Товарищ его Бибул противился ему, и Катон был готов всеми силами подкреплять Бибула. Тогда Цезарь, приведши Помпея на трибуну, спросил у него: «Одобряешь ли ты предлагаемые мной законы?» Помпей показал на то свое согласие. «Итак, – продолжал Цезарь, – если кто препятствовать будет их исполнению, то не поспешишь ли на помощь народу?» – «Поспешу, – отвечал Помпей, – и против угрожающих мечами вместе с мечом принесу и щит». До того дня Помпей не говорил и не делал ничего столь жестокого и насильственного; самые друзья его старались оправдать эти слова, говоря, что они вырвались из уст его вдруг и без размышления. Последующие его поступки доказали явно, что он совершенно предал себя на волю Цезаря. Вопреки всем ожиданиям, он женился на Юлии, Цезаревой дочери, которая несколькими днями прежде была обручена с Цепионом. Чтобы смягчить гнев Цепиона, Помпей дал ему свою дочь, обещанную Фавсту, сыну Суллы; сам Цезарь женился на Кальпурнии, дочери Пизона.
После этого Помпей наполнил воинами город и насильственно завладел всеми делами. Эти воины вдруг напали на консула Бибула, шедшего в Народное собрание с Лукуллом и Катоном, и переломили палки его ликторов; один из них опрокинул на голову ему корзину с навозом; двое из сопровождавших их трибунов были ранены. Таким образом, очистив площадь от всех противников, утвердили закон о разделе полей. Народ, соблазненный этим законом, был уже во всем им послушен и покорен, не противоречил им и безмолвно утверждал все их предложения. Приняты были распоряжения Помпея, против которых спорил Лукулл. Цезарю дано было правление над внешней и внутренней Галлией и над иллирийцами, а также четыре полных легионов сроком на пять лет; на следующий год избраны были консулами Пизон, тесть Цезаря, и Габиний, бесстыднейший из льстецов Помпея. Между тем как это происходило, Бибул, запершись в доме своем, восемь месяцев консульства своего не показывался в народе; он издавал только объявления к народу, исполненные ругательств и обвинений на Помпея и Цезаря. Катон, как бы вдохновенный и исполненный божеством, предсказывал в сенате все то, чему надлежало случиться с республикой и с Помпеем. Лукулл, потеряв всю надежду, жил в бездействии, не будучи уже способен к делам по старости лет своих. Хотя Помпей сказал ему некогда, что старику не столь прилично проводить время в неге, как заниматься общественными делами; однако же и он вскоре смягчился любовью к молодой жене своей, занимался по большей части ею, проводил дни свои в поместьях и садах и не радел о том, что происходило в Собрании.
Уже и Клодий, который тогда был трибуном, презирал его и пустился на самые дерзкие предприятия. Изгнав Цицерона, выслав Катона на Кипр под предлогом военачальства, а по выезде Цезаря в Галлию, видя народ к себе благосклонным потому, что он во всем ему льстил и угождал, Клодий предпринял немедленно уничтожить некоторые из распоряжений Помпея. Он имел при себе пленного Тиграна, похитив его, и нападал на друзей Помпея, как бы испытывая над ними могущество его. Наконец в один день, когда Помпей присутствовал в некотором судопроизводстве, Клодий, имея при себе толпу развратных и наглых людей, стал на возвышенное место и делал следующие вопросы: «Кто полководец невоздержанный? Какой человек ищет человека? Кто одним пальцем чешет себе голову?» И его последователи, как бы составляя хор, один другому соответствующий, всякий раз как он потрясал своей тогой, громко восклицали: «Помпей!»*
Это вызвало великое неудовольствие у Помпея, который не привык слушать ругательства и не был опытен в войне такого рода. Еще более печалило его то, что сенат радовался, видя его поруганным, осмеиваемым и наказываемым за предательство Цицерона. Когда же дело на площади дошло до драки и ран и пойман был служитель Клодия с мечом, подкравшийся к Помпею через толпу народа, то Помпей, пользуясь предлогом и притом боясь наглости и поруганий Клодия, более не являлся в Народном собрании во все продолжение его трибунства, но сидя дома, советовался со своими друзьями, каким способом укротить гнев сената и лучших граждан против себя. Куллеон советовал ему развестись с Юлией, оставить Цезаря и перейти на сторону сената. Помпей не обращал внимания на его советы, но послушался тех, кто советовал вызвать назад Цицерона, заклятого врага Клодия и весьма любезного сенату. Он сам привел на форум Цицеронова брата, просящего о нем перед многочисленной толпой. На площади произошла драка; некоторые были ранены, иные убиты. Помпей одержал верх над Клодием. Цицерон был возвращен законным порядком*, и он тотчас примирил сенат с Помпеем и, защищая закон о хлебе, некоторым образом опять сделал Помпея властителем моря и твердой земли, которыми римляне обладали*. Под управлением его были гавани, торговые города, продажа плодов, одним словом, все то, что касается до мореплавания и земледелия. Клодий громко кричал, что это постановление не сделано по недостатку в хлебе, но недостаток в хлебе произведен для этого постановления, дабы ослабшее, как бы от обморока, могущество его новою властью оживить и восстановить. Некоторые почитают это умыслом консула Спинтера, который высокой властью как бы очертил Помпея, дабы самому быть посланным на помощь к царю Птолемею*. Несмотря на то, что трибун Каниний предложил, чтобы Помпей без войск, а только с двумя ликторами примирил александрийцев с их государем, казалось, это предложение не было противно Помпею, но сенат отвергнул оное под благовидным предлогом, что заботится о жизни Помпея. На площади и близ сената найдены были подкинутые письма такого содержания, что сам Птолемей просит, чтобы ему назначен был Помпей вместо Спинтера. Впрочем, Тимаген* пишет, что Птолемей без всякой нужды оставил Египет по внушению Феофана, который старался доставить тем случай Помпею обогатиться и вновь получить военачальство, но коварство Феофана не столько делает сие вероятным, сколько характер Помпея делает ничтожным, ибо честолюбие его не употребляло средств злобных и подлых.
