Помпей, получив надзор над управлением и собиранием хлеба, рассылал всюду легатов и друзей своих; сам отплыл в Сицилию, Сардинию и Ливию и собирал хлеб. В ту самую минуту, когда он хотел сесть на корабль, в море поднялась буря; кормчий не хотел отправиться, но Помпей первый взошел на корабль и приказал снять якорь, сказав: «Плыть необходимо, жить не необходимо!» Употребляя такую смелость и ревность при благоприятствующем счастье, он покрыл кораблями моря, наполнил торговые города хлебом, так что и вне Рима живущие довольствовались избытком городских запасов, которые, как бы из источника, разливались на всех в изобилии.
В это самое время Галльская война возвышала Цезаря. Казалось, в столь дальнем расстоянии от Рима занимался он только белгами, свевами и британцами; между тем как с величайшим искусством, среди народа и в важнейших делах, он неприметным образом унижал и разрушал могущество Помпея. Воинскую силу употреблял он как живое тело, приучал к трудам не для того, чтобы она сражалась с варварами, но в сражениях с ними, как будто бы на охоте и ловле зверей, сделалась страшной и непобедимой. Золото, серебро, разные добычи и все богатство, полученные войной в великом множестве, он посылал в Рим, испытывая подарками и подкупая эдилов, преторов, консулов и жен их, чем многих привлек на свою сторону. Когда он прошел Альпийский горы и провел зиму в Луке, то число мужчин и женщин, из Рима стекавшихся к нему наперерыв, было весьма велико; среди них было двести сенаторов, в числе их Помпей и Красс; у дверей его дома было видно сто двадцать ликторов с пуками палок разных проконсулов и преторов. Цезарь всех их исполнил великих надежд, дал им много денег и отослал назад. Красс и Помпей заключили с ним условие, что они будут добиваться консульства. Цезарь будет помогать им, посылая в великом множестве воинов своих для подавания голосов в пользу их. Как только совершится их избрание в консулы, они немедленно разделят начальство над провинциями и войсками, а за Цезарем будут вновь утверждены его провинции еще на пять лет.
Когда это условие сделалось известным в Риме, то в гражданах произвело великое негодование. Консул Марцеллин, представ перед народом, спросил Красса и Помпея, в самом ли деле они ищут консульства. Народ требовал, чтобы они отвечали. Помпей первый говорил, что, может быть, он будет искать консульства, а может быть, и нет. Красс благоразумнее отвечал: «Я сделаю то, что почту полезнейшим республике». Марцеллин продолжал приступать к Помпею и говорил против него так резко, что Помпей сказал наконец: «Марцеллин самый несправедливый человек и не знает благодарности, ибо через меня он сделался из безгласного многоречивым, из голодного же столько пресыщенным, что его уже рвет».
Между тем все прочие отступили от искания консульства. Катон убедил только Луция Домиция не отказываться, представляя ему, что дело теперь идет не о начальстве, но о вольности республики против тираннов. Помпей, боясь, чтобы твердость Катона с помощью всего сената не переменила здравомыслящей части народа и не отторгла от него, не допустил Домиция прийти на площадь, но послал против него несколько вооруженных людей, которые убили идущего перед ним факелоносца, а других разогнали. Катон удалился после всех, получив рану в правый локоть, защищая Домиция.
Достигнув такими средствами консульства*, они не поступали пристойнее и при других случаях. Во-первых, когда народ хотел избрать Катона в преторы и подавал уже голоса, то Помпей распустил Собрание под предлогом неблагоприятного знамения. Подкупив деньгами трибы, они избрали преторами Антия и Ватиния. Потом, посредством трибуна Требония, предложили народу оставить Цезаря еще на пять лет при прежней его власти, как между ними было соглашено; Крассу поручить Сирию и поход против парфян, а Помпею всю Ливию, обе Иберии и четыре легиона, из которых два он уступил Цезарю для продолжения войны в Галлии. Красс, по окончании консульства своего, отправился в провинцию, ему назначенную. Помпей, посвятив свой театр, дал народу гимнастические и мусические игры и борьбу зверей, в которых умерщвлено было пятьсот львов; наконец, самое страшное зрелище: сражение слонов.
Все это возбудило удивление и умножило привязанность народа к Помпею, но вскоре восстала против него не меньшая зависть за то, что он, предав войска и провинции своим легатам и любимцам, проводил время в приятнейших местах Италии, переезжая с места на место со своею женой, с которой не мог расстаться, или любя ее страстно, или будучи ею страстно любим, ибо и об этом говорили, и всем была известна страсть этой молодой женщины, которая любила Помпея не по летам его. Причиной этому было, кажется, целомудрие мужа, который не знал другой женщины, кроме своей, и при всей его важности, прелесть его разговора, которая была весьма способна пленять женщин, если не будем обвинять гетеру Флору в ложном свидетельстве.
Случилось некогда, что при избрании эдилов в Народном собрании произошла ссора. Вокруг Помпея убито было несколько человек. Он сам был покрыт кровью и переменил платье. Служители, принесшие оное в дом, произвели шум и тревогу. Жена его тогда была беременна; увидев окровавленную тогу, она упала в обморок и с трудом пришла в себя. Но от сильного страха и беспокойства у нее начались преждевременные роды. По этой причине те самые, которые столь много обвиняли дружбу Помпея с Цезарем, не порицали любви жены его. Юлия еще после того была беременна, родила дочь и умерла в родах. Дитя немногими днями ее пережило. Помпей хотел похоронить ее в Альбании*, но народ принес насильно ее тело на Марсово поле, более из жалости к молодой женщине, нежели из угождения к Помпею и Цезарю; и самых этих почестей большую часть, казалось, народ более относил к отсутствующему Цезарю, нежели к присутствующему Помпею.
По смерти Юлии город начал волноваться; все было в тревоге, везде говорили о разрыве, ибо уже уничтожилась связь, которая прежде более прикрывала, нежели удерживала любоначалие Цезаря и Помпея. Вскоре получено известие, что Красс погиб в парфянском походе*, и этим снято было важное препятствие, препятствовавшее междоусобной брани. Обе стороны, боясь его, некоторым образом оставались в своих границах, но когда уже судьба отняла того, который взирал на их бой, дабы из него вывести свою пользу, то, как говорит комический поэт, они мажутся маслом, обсыпают песком свои руки, горя желанием бороться. Сколь счастье мало, бессильно перед природой! Никогда не может оно насытить ее желаний. Столь пространное владычество, столь обширные области не могли ограничить двух человек! Хотя они слышали и читали, что
Боги бессмертные весь мир разделили трояко,
И каждый часть получил…*,
однако думали, что для них двух была недостаточна римская держава.
Впрочем, Помпей сказал тогда в речи своей к народу: «Всякую власть получал я прежде, нежели сам ожидал, и слагал скорее, нежели вы ожидали». В самом деле о том всегда свидетельствовало распущение войска после похода. Но тогда видя, что Цезарь не имел намерения сложить своей власти, он старался укрепить себя против него первейшими достоинствами. Он не вводил никакой новой перемены; не хотел показать, что не доверяет Цезарю; напротив того, старался показать, что пренебрегает им и презирает его.
