Цезарь, имея многочисленные силы, должен был по необходимости разделять их на части для зимовки*, между тем как сам по обыкновению обратился к Италии. В отсутствие его Галлия вновь возмутилась, большие войска восставали со всех сторон, отрезали римлян в зимних жилищах их и нападали на их укрепления. Храбрейшие и многочисленные из возмутившихся во главе с Амбиоригом народом изрубили Котту и Титурия* со всем их войском; с шестьюдесятьютысячной армией окружили легион, состоявший под начальством Цицерона*; осаждали его и едва не завладели совершенно станом, ибо все воины были изранены; они защищались с великим упорством, превышающим силы их.
Когда об этом возвещено было Цезарю, который был далеко от тех мест, то он быстро возвратился, собрал всего семь тысяч человек и с ними спешил освободить Цицерона от осады. Это движение не укрылось от осаждавших его; они пошли навстречу Цезарю, расчитывая схватить все войско, так как презирали его малочисленность. Цезарь, обманывая их, всегда перед ними отступал; и наконец заняв место весьма выгодное и способное с малыми силами вступить в сражение с большим числом, он окопался. Он удерживал воинов своих от битвы и заставлял их поднимать валы и строить ворота, как бы он всего боялся, желая тем внушить в неприятелях еще большее к себе презрение. Наконец, когда они в надменной дерзости рассеянно на него напали, то Цезарь вышел из своих укреплений, разбил их и многих положил на месте.
Этот успех удержал от возмущения тамошних галлов. Между тем Цезарь объезжал среди зимы все области и обращал внимание на все новые их движения. Вместо потерянных им войск получил он из Италии три легиона. Два были посланы к нему от Помпея, из числа бывших под начальством его войск; третий был собран в Галлии, лежащей при Паде.
Между тем начали великую и опасную войну, издавна в мужественнейших народах тайно посеянную и питаемую влиятельнейшими людьми. Они уже получали новую силу великим числом молодых людей, собранными со всех сторон, оружиями, великим богатством воедино скопившимися, укрепленными городами, неприступными местоположениями. В то зимнее время реки покрылись льдом, леса – снегами, поля наводнились потоками, дороги завалены в одних местах глубоким снегом, в других сделались ненадежными из-за течения потоков; это делало тщетными все усилия Цезаря против возмутившихся. От него отстало несколько племен, главнейшими же были арверны и карнуты*. Начальником всей этой силы был избран Верцингеториг, отца которого умертвили галлы, подозревая его в намерении похитить верховную власть.
Верцингеториг разделил на многие части силу свою, назначил многочисленных начальников и покорял себе все окрестные области до стран, прилежащих к реке Арар. Намерение его было возбудить к войне против Цезаря всю Галлию, между тем как в Риме многие против него восставали. Когда бы он это сделал несколько позже, при начале междоусобной брани, то Италия была бы подвержена опасностям не меньше тех, кто грозил ей во время нашествия кимвров.
Но Цезарь, который умел лучшим образом пользоваться всем тем, что относится к войне, особенно же временем, едва получил известие о возмущении этих племен, как возвратился к ним той же дорогой, какой прежде прошел, дабы быстротой и стремлением похода среди жестокой зимы доказать варварам, что на них наступает войско сильное и непобедимое. Там, где не было вероятно, чтобы какой-либо вестник или гонец с письмами мог скоро от него приехать, Цезарь явился со всею силою, разорял область, разрушал крепости, покорял города, приводил в повиновение отпавших. Против него объявили себя эдуи*, называвшиеся прежде братьями римлян и пользовавшиеся от них отличным уважением, но тогда они пристали к стороне мятежников, чем ввергли войско Цезаря в великое уныние. Двинувшись оттуда, прошел он землю лингонов*, дабы вступить в землю секванов, народа дружественного, который прикрывал Италию от нашествия других галлов. Здесь напали на него неприятели и обступили его многочисленными силами. Он решился вступить с ними в сражение и после многих и долгих усилий и великого кровопролития одержал над ними совершенную победу. При самом начале сражения был он в крайней опасности. Арверны показывают висячий в некотором храме меч, который почитают добычей, отнятой у Цезаря. Впоследствии Цезарь увидел этот меч и улыбнулся; приятели хотели его снять, но он их не допустил, почитая оный приношением, посвященным храму.
Большая часть неприятелей, убежавших тогда с царем своим, соединились в городе Алезии*. Между тем как Цезарь осаждал этот город, который казался неприступным по вышине стен и по множеству защищавших его войск, извне грозила ему опасность выше всякого описания. Храбрейшие воины из всех галльских народов, собравшись с оружиями в числе трехсот тысяч, шли к Алезии. В самом городе было не менее ста семидесяти тысяч воинов. Цезарь, оставаясь среди таких войск, осаждаемый ими, был принужден воздвигнуть к защите своей две стены, одну против города, другую против наступавших извне неприятелей; он знал, что когда бы эти две силы соединились, то погибель его была бы неминуема. По этой причине справедливо прославлены деяния его при Алезии, сопряженные с великой опасностью; в них обнаружил он более смелости и искусства, нежели во всех других войнах. Всего удивительнее покажется то, что ни находившиеся в городе неприятели, ни римляне, стерегшие стену, воздвигнутую против города, не знали, что Цезарь вступил в сражение с многочисленными внешними неприятелями и что разбил их. Они не прежде получили известие о победе, как услышали плач и вопли бывших в Алезии мужчин и женщин, которые увидели по обеим сторонам города множество щитов, украшенных серебром и золотом, окровавленные брони, сосуды и шатры галльские, несомые римлянами в стан их. Таким образом вся сия многочисленная сила, подобно сновидению или призраку, в один миг рассеялась и исчезла; большая часть ее пала на месте. Занимавшие Алезию, претерпевши много зла и наведши неприятелю великий вред, наконец сдались ему. Верховный вождь их Верцингеториг, взяв прекраснейшие оружия и украсив ими великолепно своего коня, выступил из города. Он объехал кругом сидящего на возвышении Цезаря, потом сошел с коня, бросил с себя свои доспехи, сел у ног Цезаря и пребыл в покое, пока был предан стражам для хранения до будущего триумфа*.
Цезарь давно имел намерение низложить Помпея; Помпей был тех же мыслей касательно Цезаря. С тех пор как погиб в Парфии Красс, который наблюдал за обоими, оставалось одному, дабы сделаться величайшим, низвергнуть другого, имевшего власть в руках своих; другому, дабы сему не подвергнуться, предупредить ударом того, кого он боялся. Помпей незадолго перед тем начал бояться Цезаря; до того времени он пренебрегал им, думая, что ему нетрудно будет низложить того, кого он сам возвысил. Но Цезарь, который с самого начала помышлял о том, устранился подобно подвижнику от противников своих и, упражняясь в галльских битвах, укреплял военными трудами силу свою, возвысил деяниями славу и победами сравнился с Помпеем. К совершению своих замыслов подавали ему повод как сам Помпей, так и обстоятельства, и дурное управление в Риме. Искавшие начальства, поставив на площади столы с деньгами, бесстыдно подкупали граждан; народ, получая жалованье, собирался на площади и спорил в пользу того, от кого оное получал, не подачей голосов, но стрелами, мечами и пращами. Осквернив много раз трибуну кровью и убийствами, граждане расходились, оставляя республику в безначалии, как корабль, несомый волнами без кормчего. В таком волнении и безумии здравомыслящие люди почитали счастьем, когда бы с республикой ничего хуже не случилось, как только то, чтобы правление превратилось в единовластное. Много было таких, которые явно уже смели говорить, что ничто не могло исцелить язвы республики, как единовластие, и что надлежало принять это лекарство, приносимое самым кротким из врачей; они разумели под этим именем Помпея. Этот полководец, на словах притворяясь, что отказывался от этой части, но в самом деле употреблял тайно все средства, чтобы быть избранным диктатором. Катон и его единомышленники, согласившись между собою, склонили сенат избрать его одного консулом, дабы он, довольствуясь этим законным единоначалием, не домогался диктаторства. Сенат определил, чтобы он управлял провинциями на известное время. Ему даны были две провинции: Иберия и вся Ливия, которыми управлял посредством своих легатов и содержал в них войско, получая ежегодно от казны по тысяче талантов.
