Он вел войну с родосцами, которые были в союзе с Птолемеем, и приставил к стенам их самый большой «Градобратель». Основанием машины был четвероугольник; каждый бок оного был шириною сорок восемь локтей; в вышину имела она шестьдесят шесть локтей; по верху бока ее становились уже основания и сходились. Внутри имели многие ярусы и отделения; передняя часть ее, обращенная к неприятелю, отворялась; в каждом ярусе было окошко, из которого выбрасываемы были разного рода стрелы. Машина была наполнена воинами, способными ко всякому роду военных действий. Она была тверда и не качалась при движении своем; но стоя прямо на своем основании и сохраняя равновесие, шла вперед с великим шумом и силою. Она ужасала душу, но вместе с тем радовалала глаза зрителей.
В продолжение войны принесены были ему с Кипра две железные брони, каждая весом в сорок мин. Оружейник Зоил, желая показать их крепость и силу, пустил в них, с расстояния двадцати шести шагов, стрелу из катапульты. Она попала в броню, но железо осталось цело; только на нем видна была легкая царапина, как бы нанесенная стилем. Одну из этих броней носил Деметрий, другую – эпирец Алким, человек, самый воинственный и самый сильный из тех, кто находился при Деметрии; он носил все оружие весом в два таланта, между тем, как полные доспехи других весили один талант. Этот Алким пал на Родосе, сражаясь близ театра.
Родосцы дали сильный отпор Деметрию, который, не производя против них ничего важного, с досадой продолжал осаду, ибо родосцы, захватив корабль, везший письма, одеяла и платья, присланные к нему от его супруги Филы, отослали все к Птолемею. Они не подражали учтивости афинян, которые во время войны с Филиппом, поймав гонцов с письмами, прочитали оные все, но не распечатали письма ему от Олимпиады. Они отослали его Филиппу запечатанным. Хотя это происшествие оскорбило Деметрия, однако, когда получил благоприятный случай причинить родосцам взаимное неудовольствие, он от того воздержался. В это время Протоген, уроженец Кавна, писал картину, представляющую историю Иалиса*; работа приблизилась к концу, как Деметрий завладел картиной в одном предместье. Родосцы послали глашатая и просили его пощадить сию работу и не испортить ее. Деметрий отвечал им, что скорее сожжет изображения отца своего, нежели испортит столь великое произведение художества. Говорят, что Протоген писал сию картину семь лет. Аппелес, увидя ее, приведен был в такое изумление, что недостало у него голоса к изъявлению чувств своих; и после некоторого времени сказал: «Великий труд! Удивительная работа! Но не достает в ней грации, с которой труды живописца достигли бы неба». Эта картина была привезена вместе с другими в Рим и сгорела во время пожара.
Между тем родосцы выдерживали осаду с упорством; Деметрий искал только предлога снять оную*. Афиняне примирили его с ними на следующем условии: чтобы родосцы были союзниками Антигона и Деметрия только не в войне с Птолемеем.
Афиняне звали на помощь Деметрия, ибо город их был осаждаем Кассандром. Он приплыл с флотом, состоявшим из трехсот тридцати кораблей и с многочисленным войском. Не только изгнал из Аттики Кассандра, но преследовал его до Фермопил, заключил союз с беотийцами и взял Кенхрию. Он покорил Филу и Панакт, укрепления, занимаемые Кассандром в Аттике, и возвратил их афинянам. Этот народ, и прежде употреблявший без меры лесть, истощивший все почести, в тогдашнее время умел изобрести еще новые почести: он назначил Деметрию местом пребывания задний дом Парфенона*. Здесь он и жил. Говорили, что Афина принимала к себе и угощала Деметрия – однако он был гость не самый скромный и жил не так благопристойно, как бы следовало жить в доме богини-девы. Отец его, узнав некогда, что Филиппу, другому сыну его, отведены были покои в доме, где находились три молодые женщины, ничего не сказал ему, но в присутствии его, призвав человека, отвечающего за постой, сказал: «Не выведешь ли ты моего сына из этой тесноты?»
Но Деметрию, хотя и следовало бы чтить Афину если не для чего другого, то по крайней мере, как старшую сестру – ибо он желал, чтобы называли его младшим ее братом, – осквернил Акрополь своими мерзкими насилиями до такой степени, что казалось, что это место тогда было чище, когда Деметрий проводил время с известными гетерами Хрисидой, Ламией, Демо и Антикирой. Из уважения к городу почитаю неприличным описать обстоятельно другие его поступки; однако же не должно пройти молчанием добродетели и целомудрие Дамокла. Он был в отроческих летах и не избегнул внимания Деметрия, ибо само прозвище его изъявляло красоту его; он был прозван Дамокл Прекрасный. Ни дары, ни обольщения, ни угрозы не действовали на него. Он избегал палестры и гимнасии и ходил мыться в простую баню. Деметрий, подстерегши одного его, вошел туда. Дамокл, видя себя беспомощным, снял крышку с медного котла и бросился в кипящую воду. Он погубил сам себя незаслуженным и недостойным образом; но обнаружил дух, достойный отечества своего и своей красоты. Сколь различно поведение Клеэнета, Клеомедонтова сына! Он выпросил у Деметрия, чтобы отцу его отпущена была пеня в пятьдесят талантов, к которой он был приговорен, и принес от него письмо к народу. Он тем не только посрамил себя, но встревожил всю республику. Народ освободил Клеомедонта от платежа пени, но постановил, чтобы никто из сограждан не приносил от Деметрия писем. Деметрий, известившись о том, вознегодовал; и афиняне, вновь приведенные в страх, не только уничтожили постановление, но и тех, кто оное предложил или говорил в пользу оного, частью убили, частью изгнали – и притом вынесли решение, чтобы народ афинский почитал благочестивым в отношении к богам и справедливым в отношении к людям все то, что царь Деметрий повелит. Когда же кто-то из лучших граждан сделал замечание, что Стратокл безумствует, предлагая народу таковые постановления, то Демохар из Левконоя сказал: «Напротив, он бы безумствовал, когда бы не безумствовал». В самом деле, Стратокл своею лестью много выигрывал, а Демохар за свои слова был оклеветан и изгнан из города. Так-то поступали афиняне тогда, когда, казалось, они были независимы и освобождены от охранного войска.
Деметрий вступил в Пелопоннес; никто из противников не осмелился ему противостать; они бежали, оставляя ему города. Деметрий принял на свою сторону так называемый Скалистый берег* и Аркадию, исключая Мантинею. Он освободил Аргос, Сикион и Коринф, дав сто талантов охранявшему оные войску. Когда наступали в Аргосе праздники Гереи, то он принял звание подвигоположника, участвовал в торжествах греков и женился на Деидамии, дочери Эакида, царя молоссов, и сестре Пирра. Он сказал сикионянам, что они живут не в том месте, где следовало, и заставил их переселиться туда, где ныне стоит их город, который вместе с местом переменил и имя, и назван Деметриадой.
На Истме составлен был Всеобщий совет, куда стеклось великое множество народа. Деметрий был избран вождем Греции, как прежде Филипп и Александр. Гордясь настоящим своим счастьем и великим могуществом, он во многом почитал себя лучше их. Впрочем, Александр никого из царей не лишил этого наименования, а себя не называл царем царей, хотя он многим дал царства и название царей. Деметрий же, смеясь над теми, кто давал название царя кому-либо другому, кроме отца его и ему, слушал с удовольствием, когда на пиршествах при наливании чаш говорили: «За здравие Деметрия царя! Селевка – начальника слонов! Птолемея – начальника флота! Лисимаха – хранителя казны! Агафокла – властителя Сицилии!» Когда сие доходило до ушей других царей, то они смеялись; один только Лисимах изъявлял досаду, как будто бы Деметрий почитал его скопцом – обыкновенно в казнохранители избирали евнухов. Впрочем, Лисимах чрезвычайно его ненавидел и, понося его за любовь к Ламии, говаривал, что в первый раз видел блудницу, выходящую на трагическую сцену. Деметрий в ответ говорил, что его блудница чище Лисимаховой Пенелопы.
