Арат
Философ Хрисипп, любезный Поликрат, страшась, я думаю, дурного значения некой древней пословицы, приводит ее не так, как она в самом деле говорится, но так, как она, по его имению, лучше, а именно:
Кто похвалит отца, как не счастливый сын?
Но Дионисодор из Трезена, опровергая Хрисиппа, приводит пословицу в настоящем ее виде; смысл ее таков:
Кто похвалит отца, как несчастливый сын?
Он говорит, что эта пословица заграждает уста людей, которые будучи сами по себе ничтожны и укрываясь под щитом добродетелей своих предков, твердят только о похвалах их. Но для того, в ком от природы, по выражению Пиндара, блистает благородство праотцов, как, например, в тебе, который старается уподобиться лучшему из домашних примеров, было бы счастливо вспоминать о знаменитых особах своего рода, всегда говоря о них или слыша тех, кто о них говорит. Не по недостатку в собственных похвальных качествах заимствуют славу свою от чужих похвал, но свои собственные заслуги придавая к ним, прославляют их и как начальников своего рода, и как наставников жизни.
По этой причине я сочинил и посылаю тебе жизнеописание Арата, твоего согражданина и праотца, которого ни славою своей, ни силою ты не посрамляешь. Не потому, чтобы я думал, что ты из детства не приложил старания узнать в точности его деяния, но дабы души детей твоих, Поликрата и Пифокла, питались домашними примерами, частью слыша, частью читая те, которым подражать они должны. Почитать себя лучше всякого есть свойство человека самолюбивого, а не любящего добродетель.
С тех пор как город Сикион расстался с неумеренной дорийской аристократией, былой гармонии пришел конец, и начались раздоры между честолюбивыми демагогами. Город не переставал быть в беспокойстве и страдать, переменяя одного тиранна за другим, пока, по умерщвлении Клеона, избраны были правителями Тимоклид и Клиний, мужи знаменитейшие, имеющие великую силу среди граждан. Правительство начинало уже основываться твердо, как Тимоклид умер, а Абантид, сын Пасея, помышляя о приобретении себе верховной власти, умертвил Клиния. Одних из его друзей и родственников изгнал, других умертвил. Он хотел умертвить и сына его, Арата, который остался семи лет. При случившемся в доме беспокойстве ребенок выбежал вместе с другими и без помощи скитался по городу в страхе. Случайно вошел он неприметно в дом сестры Абантида, по имени Сосо, бывшей в замужестве за Профантом, братом Клиния. Эта женщина, имея благородную душу и думая, что дитя прибегло к ней по внушению некоего бога, скрыла его в доме своем и ночью выслала тайно в Аргос.
Таким образом Арат был вырван из опасности и убежал; в нем с самого начала возникла и возросла жестокая ненависть к тираннам. Он был воспитываем в Аргосе, как прилично благородному человеку, у друзей и знакомых отца своего; тело его достигало отличной крепости и роста; и потому он предал себя упражнениям в палестре. Он состязался в пятиборье и получал венки. В изображениях его обнаруживается атлетический вид*; разум и царская важность, на лице его показывающиеся, не могут сокрыть многоедения и насильственных работ, свойственных атлету. По этой причине, может быть, менее, нежели сколько следует государственному человеку, занимался он учением; хотя впрочем он был способнее говорить приятно, нежели думают те, кто судит о том по оставленным им запискам, которые он сочинял мимоходом и с поспешностью, не заботясь о выборе слов.
Спустя некоторое время Диний и диалектик Аристотель устроили заговор против Абантида, который имел привычку находиться при ученых их беседах на площади и спорить с ними; в разгар одного из таких споров умертвили его. Пасей, отец Абантида, присвоил себе верховную власть, но Никокл коварно умертвил его и объявил себя верховным правителем. Говорят, что сей Никокл был весьма похож лицом на Периандра, сына Кипсела, как перс Оронт на Алкмеона*, сына Амфиарая, и один молодой лакедемонянин – на Гектора. По уверению Миртила, сей лакедемонянин был растоптан множеством людей, которые стекались смотреть на него, когда узнали об этом сходстве.
Никокл правил уже четыре месяца, в которые причинил гражданам много зла и был в опасности лишиться города, против которого этолийцы злоумышляли. Арат был еще отроком, пользовался великим уважением, по причине своего благородства и великого духа, который не оставался в бездействии, но исполнен был огня и не по летам его умеряем основательным рассуждением. По этой причине изгнанники обращали на него особенное внимание; Никокл не оставил этого без замечания: он тайно наблюдал за Аратом и его движениями. Он не боялся, чтобы Арат приступил к какому-либо делу, соединенному с великими опасностями, но только подозревал, что он имел сношения с царями, которые были связаны узами дружбы и гостеприимства с отцом его. Арат в самом деле предпринял идти той же дорогою, но Антигон*, при всех своих обещаниях, не радел и длил время; надежда же на Египет и Птолемея* была дальняя, и Арат решился собственными силами низложить тиранна.
Он сообщил свое намерение прежде всех Аристомаху и Экделу; один был изгнанник из Сикиона, а другой – аркадянин из Мегалополя, человек любомудрый и опытный в делах, был прежде в Афинах учеником академика Аркесилая. Они приняли охотно предложение Арата. Он говорил о том с другими изгнанниками, из которых немногие, стыдясь отказаться от столь похвального предприятия, приняли в нем участие, но большая часть из них старались удерживать Арата, полагая, что его смелость была произведением неопытности.
Арат помышлял уже о занятии в сикионской области некоторого места, откуда можно будет нападать на тиранна и воевать с ним, как прибыл в Аргос один сикионянин, убежавший из темницы. Он был братом Ксенокла, одного из изгнанников; будучи представлен им Арату, он донес ему, что стена на том месте, которое он перескочил и убежал, внутри почти вровень с землей, примыкая к местам каменистым и возвышенным, и снаружи не совсем неприступна, если приставлены будут лестницы. Арат, услыша это, послал Ксенокла с двумя служителями своими, Севтом и Техноном, для обозрения стены. Он имел намерение, если только окажется возможным, тайно и одним ударом решиться на все, чем вести долговременную войну с тиранном, оставаясь частным лицом. Ксенокл возвратился к Арату, измерив высоту места, и говорил ему касательно этого положения, что оно не есть неприступно и непроходимо, но что трудно приблизиться незаметно: мешают собаки одного огородника, хоть и маленькие, но сердитые и производящие такой шум, что ничем не возможно их унять. Арат после того приступил немедленно к делу.
Запасаться оружием было тогда делом обыкновенным, ибо почти все в те времена делали друг на друга набеги и употребляли засады. Плотник Эвфранор построил совершенно явно лестницы; ремесло его уничтожило всякое подозрение, хотя он был из числа изгнанников. Каждый из друзей Арата в Аргосе дал ему из малого числа своих людей по десяти человек; сам он вооружил тридцать своих служителей, а посредством Ксенофила, первого из разбойничьих предводителей, нанял также немного воинов; им было сказано, что учиняется набег на царских лошадей в сикионской области. Большая часть из них посланы были вперед порознь к башне Полигнота, с приказанием им там оставаться. Послан вперед и Кафисий с четырьмя спутниками в легком вооружении. Им было предписано прийти к огороднику ночной порою, сказать ему, что они путешественники, остаться у него на ночь и запереть его вместе с собаками, ибо не было другой дороги к стене. Лестницы были складные, их положили в корзинки, покрыли и отправили вперед на возах.
