Между тем Арат продолжал всюду дорогу к крутизнам с великим усердием и соревнованием. Сперва он шел медлительно и с великим трудом, ибо заблудился, не находя тропинки, которая скрывалась между скалами и крутизнами и оканчивалась у стены многими извилинами. Но к удивлению всех, луна проглянула сквозь облака, блеснула и осветила им самую трудную часть дороги, пока достигли той части стены, которой они искали. Здесь облака опять сошлись, луна скрылась, и сделалось темно.
Оставшиеся за воротами невдалеке от Герея Аратовы воины, в числе трехсот человек, ворвавшись наконец в город, в котором происходил страшный шум и горели всюду огни, не могли попасть на дорогу, по которой шел Арат, и найти следов его; будучи устрашены, они все вместе прижались к некоему осененному месту скалы и пребывали тут в большом беспокойстве и нетерпении. Когда же воины с крепости ударили на Арата и сражались с ним, то шум и восклицания раненых простирались до низу, и крик, невнятный и глухой, отзывался в горах – не было известно, откуда он происходил. Они были в недоумении и не знали, в которую сторону обратиться, как Архелай, предводитель царского войска, с многими ратниками шел в гору на Арата с восклицаниями и при звуке труб. Он прошел мимо трехсот воинов, которые поднявшись вдруг, как бы из засады, напали на него и умертвили первых из них. Они ввергли в страх Архелая и его воинов, разбили их и преследовали до тех пор, пока те не разбежались и не рассеялись по городу. Едва они разбили это войско, как Эргин пришел к ним со стороны тех, кто сражался наверху, с известием, что Арат вступил в сражение с неприятелями, которые обороняются упорно, что у стен происходит жаркая битва и что нужно ему быстрое пособление. Воины требовали, чтобы их повели к Арату; всходя на гору, они голосом давали знать о себе и ободряли своих. Уже луна в полноте своей отражалась в доспехах их, которые являлись неприятелям в большом множестве по причине дальности места. Свойство ночи, повторяя звуки, производило то, что восклицания, казалось, происходили от большого числа людей, нежели сколько в самом деле было. Наконец, соединенными силами они отразили неприятелей, взошли на вершину и заняли крепость. Уже и день рассветал, и солнце освещало их подвиг. Остальная сила пришла из Сикиона к Арату. Коринфяне встречали ее с радостью у ворот и ловили царских ратников.
Когда уже все опасности миновались, то Арат сошел из крепости в театр, куда собрался многочисленный народ, желая видеть его лицо и слышать то, что он хотел говорить коринфянам. Арат, поставя у входа по обеим сторонам ахейцев, выступил сам на сцену, одетый в броню. Труды и ночное бдение изменили его лицо так, что радость души и гордость духа были угнетены тяжестью и слабостью телесною. Как скоро он показался, то чувства народа к нему обнаружились разными ласками. Он взял в правую руку копье и оперся на него, наклонив несколько колено и тело свое, и стоял долгое время в сем положении, принимая с молчанием рукоплескания и восклицания граждан, которые превозносили похвалами его доблесть и благословляли его счастье. Когда они перестали и успокоились, то Арат, собравшись с силами, говорил им в пользу ахейцев речь, приличную сему делу. Он убедил коринфян пристать к Ахейскому союзу, возвратил им от городских ворот ключи, которые со времен Филиппа тогда в первый раз были в руках их. Он отпустил взятого в плен Антигонова полководца Архелая, но умертвил Феофраста, ибо тот не хотел выйти из города. Что касается до Персея, то по взятии крепости он бежал в Кенхреи. Говорят, что впоследствии, когда во время ученого прения некто сказал, что один мудрый кажется ему полководцем, то он отвечал: «Клянусь богами! Это правило Зенона некогда и мне чрезвычайно нравилось! Но ныне наставленный сикионским юношей, я переменил мысли». Многие писатели упоминают об этих словах Персея.
Арат покорил немедленно Герей и пристань Лехей, завладел двадцатью пятью царскими кораблями, взял пятьсот лошадей и четыреста сирийцев, которых продал. Акрокоринф охраняли ахейцы с четырьмястами человек тяжелой пехоты, пятьюдесятью псарями и таким же числом собак, которых держали в крепости.
Римляне, удивляясь Филопемену, назвали его последним греком, как бы после него уже не родился среди греков ни один великий человек. Что касается до меня, то я бы назвал последним и новейшим греческим подвигом сие деяние Арата, которое как по смелости духа, так и по счастию, с которым произведено, может сравниться со знаменитейшими деяниями, как то вскоре доказали самые события. Мегаряне, отставши от Антигона, присоединились к Арату; Трезен и Эпидавр вошли в Ахейский союз. При первом своем походе он вступил в Аттику, переправился на Саламин и разорил его. Он употреблял, как хотел, ахейскую силу, которая была теперь как бы выпущена из темницы. Он отпустил свободных афинян без выкупа, и это было первым побуждением к возмущению их против Антигона. Он сделал Птолемея союзником ахейским и дал ему верховное начальство над сухопутными и морскими их силами. Арат имел такое влияние среди ахейцев, что хотя был избираем в полководцы через год, ибо каждый год избирать одного и того же не было позволено, но он советами и мыслями своими всегда управлял республикой. Все видели, что он ни богатство, ни славу, ни дружбу царскую, ни выгоду родного отечества – одним словом, ничего в свете не ставит выше умножению сил ахейцев. Он был уверен, что города, сами по себе слабые, могут спасаться лишь соединением своим, когда будут обязаны между собою общей пользой. Подобно членам тела, которые, находясь в соединении с другими, дышат и живут, но будучи отторгнуты и отделяясь одни от других, не питаются более и гниют; так и города погибают от тех, которые отторгают их от общего состава, но возрастают один от другого, когда сделаются членами какого-либо великого тела и управляются общим надзором и попечением.
Лучшие из окрестных народов были независимы. Арат, жалея об аргивянах, которые были в порабощении, умыслил умертвить тиранна их Аристомаха. Он желал в то же время и возвратить городу свободу в награду за воспитание, от него полученное в детстве, и присоединить его к Ахейскому союзу. Найдены были люди, которые осмеливались приступить к сему делу; ими предводительствовали Эсхил и прорицатель Харимен. У них не было мечей, ибо иметь их у себя было запрещено тиранном под строгим наказанием. Арат сделал для них в Коринфе малые ножи и зашил их в мешках, которыми навьючил лошаков, везших незначащие вещи, и переслал в Аргос. Прорицатель Харимен приобщил к сему делу одного своего приятеля; Эхил и его сообщники, досадуя на это, начали действовать сами. Они отделились от Харимена, который, приметя это и осердясь, донес тиранну на заговорщиков в то время, когда они решились напасть на него. Большая часть из них успели убежать с площади и прибыли в Коринф.
Однако по прошествии краткого времени Аристомах был убит рабами, а власть его успел захватить Аристипп – тиранн пагубнее первого. Арат, взяв всех молодых ахейцев, которые при нем находились, поспешил на помощь Аргосу, надеясь, что и жители будут ему помогать усердно, но народ сей уже привык рабствовать добровольно; никто не приставал к Арату, и он отступил, наведши на ахейцев обвинение в том, что они в мирное время употребили военные действия. Мантинейцам, как судьям в деле сем, подана Аристиппом жалоба, а так как Арат не являлся для оправдания своего, то Аристипп выиграл дело, и Арат был приговорен к пене в тридцать мин.
