Таким образом кончилась жизнь Нимфидия. Гальба, получив о том известие, велел предать смерти тех из его сообщников, которые не были убиты вместе с ним. В числе их был Цингоний, сочинивший речь, и Митридат Понтийский. Всем казалось, что Гальба хотя справедливо, однако не по законам и не снисходительно велел убить без суда людей не безызвестных. Все ожидали другого рода правления, будучи обмануты по обыкновению слухами, которые в начале распространяют. Еще больше умножилось неудовольствие граждан, когда Петроний Турпилиан, человек консульский и верный Нерону, получил приказание умереть. Что Гальба умертвил в Ливии Макра с помощью Валента, тому он имел благовидный предлог: он боялся их, ибо они были с оружиями и предводительствовали войсками. Но ничто бы не препятствовало послушать оправдания Турпилиана, человека старого и безоружного, когда кто намеревается действительно соблюсти в управлении ту умеренность, которую обещает. Итак, поступки эти были порицаемы.
Он находился уже от города около двадцати пяти стадиев, как встретил толпу бесчинствующих и шумящих гребцов, которые, отовсюду стекавшись, заняли заранее дорогу. Это были те гребцы, из которых Нерон составил отряд и превратил в воинов. Теперь они предстали, требуя утверждения в звании своем; не допускали никого из тех, кто выходил навстречу, ни видеть, ни слышать императора; но шумели – просили для своего отряда знамен и места. Гальба отложил это до другого времени и велел идти далее. Они, почитая сию отсрочку знаком отказа, сердились и следовали за ним, издавая громкие крики. Некоторые из них обнажили мечи. Гальба велел коннице напасть на них. Никто из них не выдержал нападения; одни были оставлены на месте, другие предавались бегству и были умерщвляемы. Знамение не доброе и не благоприятное: вступление Гальбы в город сопровождаемо было кровопролитием и убиением великого множества народа. Прежде, может быть, иные презирали его, почитая слабым и старым; теперь он сделался для всех страшным и ужасным.
Желая показать великую перемену в рассуждении чрезвычайных подарков и пышности Нерона, Гальба, казалось, не соблюдал приличия. Некогда Кан играл за ужином на флейте – игра его почиталась превосходною. Гальба похвалил его, велел подать себе ларчик и, взяв несколько золотых монет, отдал их Кану, сказав, что дарит ему из своих денег, а не из общественных. Он велел с великим насилием взыскать подарки, розданные Нероном актерам и бойцам, исключая десятой доли. Но как от того получил весьма мало и то с большими трудами – ибо большей частью получившие деньги расточили их, будучи люди невоздержные, помышляющие лишь о настоящем дне, то Гальба взыскивал оные с тех, кто купил или принял что-либо от них. Это взыскание было без границы, оно простиралось весьма далеко и касалось многих. Гальба себя обесславил, а Виний навлек на себя зависть и негодование, ибо, сделав императора мелочным и малодушным в отношении к другим, между тем сам пользовался всем с расточительностью, все принимал и продавал. Гесиод говорит, что должно пресыщаться вином, когда бочка начинается и кончается. Виний, видя, что Гальба был стар и слаб, упивался своим счастьем, которое, казалось, что в одно время начиналось и оканчивалось.
Виний поступал обидно со старцем: во-первых, потому что худо управлял; во-вторых, потому что порицал или останавливал все правильные меры, принимаемые самим Гальбой, как, например, при наказании Нероновых прислужников. Гальба умертвил многих – среди них Гелия, Поликлита, Петина и Патробия. Народ рукоплескал, издавал восклицания, когда вели их через форум, называя все зрелище прекрасным и любезным богам, ибо как боги, так и люди требовали в жертву Тигеллина, учителя и наставника Нерона в тираннстве. Но Тигеллин успел занять наперед Виния великими залогами. Турпилиан погиб, будучи ненавидим за то, что не предал и не ненавидел Нерона, при всех его злодействах; хотя впрочем он не участвовал ни в одном из важных его преступлений, а тот, кто и Нерона сделал достойным смерти, а по соделании его таковым оставил и предал – ничего не претерпел в пример всем, что дающие могли всего надеяться и все получить от Виния. Римский народ никакого зрелища столь не жаждал, как видеть Тигеллина влекомым на казнь; он не переставал во всех театрах и ристалищах требовать его, но ему было за то выговорено императорским эдиктом, в котором было сказано, что Тигеллину остается уже жить недолго, ибо истаивает чахоткою, а между тем император просил народ не раздражать его и не делать владычества его тиранническим. Смеясь над негодующим народом, Тигеллин приносил жертвы за свое спасение и учредил великолепное пиршество, а Виний, отужинав у императора, встал и пошел к нему в торжестве, ведя с собою дочь свою, которая была вдовою. Тигеллин пил за ее здоровье и подарил ей двести пятьдесят драхм серебра, а главной своей наложнице велел снять с шеи убор и надеть на нее. Убор сей оценили в двести тысяч.
После этого уже и самые умеренные поступки были представляемы в дурном виде, как, например, прощение, оказанное галлам, возмутившимся вместе с Виндексом. Казалось, не милосердие императора, но подкупление Виния подало им облегчение в податях и право гражданства. Таковы были неудовольствия народа против правительства; но воины, не получая подарка, сперва утешались надеждою, что Гальба, если не даст обещанного количества, то, по крайней мере, столько, сколько дал Нерон. Гальба, слыша жалобы их, сказал слово, достойное великого государя, что он привык набирать, а не покупать воинов. Когда они о том узнали, то воспылали дикой и жестокой против него ненавистью. Казалось, не только он лишал их подарка, но постановлял закон и научал тому последующих императоров.
Впрочем, беспокойство в Риме было не явно; некоторое почтение к присутствующему Гальбе заставило медлить и охлаждало желание к новым переменам. Поскольку не было никакого явного предлога к перевороту, то это отчасти укрощало и скрывало некоторым образом их неудовольствие. Но те, кто сперва находился под начальством Вергиния, а тогда были в Германии под начальством Флакка, почитая себя достойным великих наград за сражение с Виндексом и ничего не получая, не могли быть утешены своими начальниками. Флакк был слаб по причине сильной подагры и не опытен в делах; они к нему не имели никакого уважения. Некогда при всенародных зрелищах трибуны и ротные начальники желали, по римскому обыкновению, благоденствия императору Гальбе; войско сперва зашумело; но так как они продолжали свои моления, то толпа в ответ кричала: «Если достоин!»
Такие и этим подобные поругания оказываемы были часто легионами Тигеллина. Прокураторы Гальбы писали ему о том. Гальба, боясь, что презирали его не только по причине старости своей, но и по причине бездетства, намеревался усыновить одного из благороднейших юношей и назначить преемником своей власти. Это был Марк Отон, человек благородного происхождения, но негой и склонностью к наслаждению испорченный с самого детства до того, что немногим в Риме уступал в разврате. Как Гомер часто величает Александра «мужем леповласой Елены», не имея другого отличия, которое бы служило к Парисовой славе; так и Отон прославился в Риме браком своим с Поппеей*, которую любил Нерон во время ее сожития с Криспином, но еще уважая свою жену и боясь матери, он подослал Отона для испытания Поппеи. Отон был его друг и товарищ по причине своего распутства; Нерону были приятны даже насмешки Отона насчет его скупости и скряжничества. Говорят, что некогда Нерон, мазавшись драгоценным и благовонным маслом, брызнул им на Отона. На другой день Отон, принимая его к себе, поставил с разных сторон многие золотые и серебряные трубы, из которых благовонное масло вдруг полилось, как вода, и облило гостей. Отон имел связь с Поппеей прежде Нерона, обольщал ее надеждами на связь с Нероном и заставил развестись с мужем. Она вышла замуж за Отона, который не довольствовался тем, что обладал ею, и досадовал, что должен был делить с другим. Поппее не была неприятна, как говорят, ревность Отона. Она не пустила к себе Нерона в отсутствие своего мужа, или желая тем отнять пресыщение любви, или, как другие говорят, не желая супружества с Цезарем; хотя по причине своего распутства не отвергала иметь его любовником. Отон был в опасности лишиться жизни. Странно то, что Нерон, убивший жену* и сестру ради брака своего с Поппеей, пощадил одного Отона.
