Говорили тогда о разных знамениях и призраках. Известия о них были сомнительны и не основаны на достоверных свидетельствах, но все видели, что на Капитолии кумир Победы, стоящий на колеснице, выпустил из рук вожжи, словно не мог их более держать; кумир Гая Цезаря, стоящий на острове посреди реки, поворотился в вечеру лицом к востоку, хотя не было ни землетрясения, ни сильного ветра. Это последовало, как говорят, в те дни, в которые Веспасиан явно уже решился приступить к делу. Случившееся на реке Тибре приключение почитаемо было многими дурным предзнаменованием. Хотя время года было такое, в которое реки разливаются, однако никогда столь высоко не поднимался Тибр и не причинял столько вреда, разлившись и потопив великую часть города, более же всего ту, где продается хлеб, так что в продолжение нескольких дней чувствовали великий недостаток в хлебе.
По получении известия, что Цецина и Валент, полководцы Вителлия, заняли уже Альпы, воины возымели подозрение на Долабеллу, человека знаменитого происхождения, что он помышлял о произведении беспокойства. Боясь ли Долабеллу или другого кого-либо, Отон, ободрив его, послал в город Аквин. Назначая чиновников, которые должны были следовать за ним в походе, он назначил в лице их и Луция, Вителлиева брата, не прибавив и не убавив почести, которыми он пользовался. Он заботился о матери и супруге Вителлия, дабы они не имели никакой опасности о своей жизни. Хранителем Рима оставил Флавия Сабина, брата Веспасиана, оказывая ли через то уважение к Нерону – ибо Сабин получил от Нерона начальство, которого лишил его Гальба, – или возвышая Сабина для показания большего доверия и благосклонности к Веспасиану.
Отон остался в Бриксилле*, италийском городе, лежащем на берегу Эридана, а с войском послал Мария Цельса, Светония Паулина, а также Галла и Спурину, людей знаменитых, которые, однако, не могли действовать в делах своими собственными предначертаниями по причине беспорядка и наглости воинов. Они не хотели повиноваться другим, потому что император получил от них верховную власть. Впрочем, положение неприятелей не было в хорошем состоянии, воины также не повиновались предводителям и по той же причине были дерзки и своевольны. Однако они были опытны в военном деле и не избегали трудов, ибо были к ним привычны. Напротив того, воины Отона были слабы от бездействия и праздности, проведши большую часть жизни в театрах и празднествах; они прикрывали свое малодушие наглостью и надутостью и притворялись, что отказывались от предписываемых трудов, как бы они были ниже их достоинства, а не потому, что они не могли их перенести. Спурина, употребляя принуждение, был в опасности лишиться жизни; они не пощадили никакого поругания и хулы против него, называя его предателем и губителем Цезаревых дел и обстоятельств. Некоторые, напившись допьяна, уже ночью пришли к шатру его и просили денег на дорогу, потому что намеревались ехать к Цезарю, дабы на него донести.
Спурине и делу Отона помогли ругательства, которыми осыпали их при Плаценции Вителлиевы воины, кои, подступая к стенам, насмехались над воинами Отона, стоявшими на стенах, называя их скоморохами, плясунами, зрителями Пифийских и Олимпийских игр, не видавшими никогда ни войны, ни походов, гордящимися лишь тем, что отрубили голову безоружному старцу – они разумели Гальбу, – но не смеющими сойти со стен и вступить в открытое сражение с храбрыми воинами. Эти ругательства до того их оскорбили и воспламенили, что они обратились к Спурине и просили его употребить их, обещая не отказываться ни от каких опасностей, ни трудов. Неприятель сделал жаркий приступ к городу с великим множеством машин. Спурина одержал верх, отразил неприятеля, нанеся ему огромные потери, и сохранил в целости славный город, который благосостоянием своим ни которому не уступал в Италии.
Впрочем, Отоновы полководцы вели себя и с городами, и с частными лицами снисходительнее Вителлиевых. Цецина один из них ни голосом, ни видом не имел в себе ничего приятного. Он был отвратителен и страшен величиною тела своего, носил галльские широкие шаровары и платье с длинными рукавами и в таком виде говорил с римскими воинами и предводителями войска. Жену его сопровождали отборные всадники; она сама сидела на коне и была великолепно украшена. Что касается до другого полководца, Фабия Валента, то жадность его не могли насытить ни похищения, ни кража, ни взятки от союзников. Казалось, это было причиной медленности его похода, и потому он не поспел к первому сражению. Другие обвиняют Цецину за то, что он спешил присвоить себе победу по прибытии Валента, что он сделал и другие маловажные ошибки, что несвоевременно и не с надлежащим мужеством дал сражение, которое едва не расстроило все дело Вителлия.
Цецина, отраженный от Плаценции, бросился на Кремону, город также богатый и многолюдный. Анний Галл, который шел на помощь Спурине в Плаценцию, известившись дорогою, что плацентинцы одержали верх, но что находилась в опасности Кремона, перешел туда с войском и стал подле неприятелей. Другие предводители также шли на помощь полководцу. Цецина поставил засаду из пехоты в лесистых местах, а коннице велел выступить вперед и, когда неприятели вступят с нею в бой, то мало-помалу отступать, убегая до тех пор, пока не заведут их в засаду. Но перебежчики возвестили об этом Цельсу. Он выступил с лучшей конницей, но во время преследования вел себя осторожно, окружил засаду, привел ее в тревогу и звал из стана пехоту свою. Казалось, что когда бы она пришла вовремя и последовала за конницей, то ни один из неприятелей не уцелел, но все войско Цецины было бы истреблено. Но Паулин, придя на помощь медленно и поздно, был обвиняем в том, что из осторожности не действовал достойно своей славы. Многие из воинов обвиняли его в измене и раздражали Отона, хвастая, что сами победили; но что, по малодушию полководцев, победа не была совершенно одержана. Отон не столько не верил им, сколько не хотел показывать, что им не верит. Он послал к войску брата своего Титиана и префекта Прокула, которому была дана вся власть, Титиан был только для виду. Цельс и Паулин пользовались именем советников и друзей, но в делах не имели ни силы, ни власти. Дела неприятелей также находились в дурном положении, особенно же в войске, состоящем под начальством Валента. Когда возвещено было сражение при засаде, то воины его досадовали, что сами тут не находились, не защищали своих, которых тут пало великое множество. Валент с трудом удержал их и просил не бросаться на него. Потом поднялся и присоединился к Цецине.
Отон при прибытии своем в стан при Бедриаке – малом городе близ Кремоны – собрал совет для рассуждения о сражении. Прокул и Титиан советовали дать сражение, пользуясь бодростью войск после одержанной победы, не дожидаясь, чтобы жар их охладел и чтобы сам Вителлий прибыл из Галлии. Паулин сказал, что у неприятеля собраны все силы и ничего у него не достает, чтобы дать сражение; но что Отон ожидает из Мезии и Паннонии силу не меньше настоящей, если он хочет выждать удобного для себя, а не для неприятелей времени; что воины, которые ныне исполнены бодрости, несмотря на малочислие свое, не будут действовать с меньшим жаром, когда присоединится к ним большее число воинов, и будут сражаться с большими силами. Сверх того, они, находясь в полном изобилии, могут длить войну, когда неприятели, напротив того, находясь в неприятельской земле, от долгого времени будут чувствовать недостаток. Мнение Цельса было согласно с мнением Паулина. Анний Галл не присутствовал на совете, ибо, упав с лошади, лечился от ушиба. Отон требовал его мнения на письме, и Галл отвечал ему не спешить, но дождаться войска из Мезии, которое уже в дороге. Но Отон не был этим убежден; те, кто побуждал его дать сражение, превозмогли.
