Анри вздрогнул.
— Начальник бригады вас подстерегает. С вами, наверно, случится несчастье, месье Анри.
— Молчи! — сказал молодой человек.
Он в последний раз поцеловал Мьетту и догнал своих спутников, но офицер успел обменяться несколькими словами с Жакомэ. Когда граф Анри подошел к ним, Жакомэ опять сделался нем. Собаки шли, опустив головы. Настала ночь, и граф Анри связал их вместе из опасения, чтобы им не взбрела фантазия убежать в лес. Жакомэ шел впереди и свистел охотничью арию. Самая прямая дорога на ферму Брюле, находившуюся по другую сторону леса, по направлению к Фонтенэ, была большой извилистой линей, называвшаяся Лисьей аллеей. Снег выпал так сильно, что проложенная тропинка исчезла, а так как Лисья аллея проходила через несколько перекрестков без всяких надписей и указателей, то проводы Жакомэ вовсе не были бесполезны: только один дровосек мог найти дорогу ночью в этом густом лесу.
Граф Анри взял под руку своего друга-офицера и, отстав несколько от Жакомэ, сказал:
— Знаешь ли, почему я так мало занимаюсь поджигателями?
— Нет, — с любопытством отвечал офицер.
— Потому что я влюблен.
— Я это подозревал.
— В самом деле?
— Во-первых, у тебя наружность влюбленного, глаза впалые, лицо вытянуто, ты рассеян, потом, ты выходишь по ночам…
Граф Анри вздрогнул.
— Ты это знаешь?
— Вот три ночи сряду я вижу, как ты уходишь из дома с ружьем на плече, когда все лягут спать. Куда ты уходишь — я не знаю, но ты возвращаешься поздно, на рассвете.
— Милый мой, — сказал граф Анри беззаботно, — ты знаешь, какова деревенская жизнь? Прелестных дам мало, а если и встречаются, то у них есть мужья, стало быть, не с этой стороны надо искать…
— Хорошо! Понимаю. Э-э! Знаешь ли, что эта маленькая угольщица очень мила?
— О! — возразил граф. — Перестань шутить, любезный Виктор. Мьетта — моя крестница, это олицетворенная добродетель и невинность.
— Извини, если я ошибся… Но когда так…
— Хорошенькая фермерша, — шепнул граф Анри и снова замолчал.
Они шли молча несколько времени, потом офицер продолжал:
— Доверенность за доверенность, и я скажу тебе мою тайну.
— Ты влюблен?
— Увы! Нет. Но слушай… Ты думал до сих пор, что поместил у себя старого друга, офицера в отпуске, который хотел отдохнуть от своего тяжкого ремесла, сделавшись твоим товарищем по охоте?
— Ты мне это писал в письме, в котором уведомлял о своем прибытии.
— Да, но я имел другую цель.
— Какую?
— Я тебе скажу. Две недели назад гражданин Баррас призвал меня и сказал: «Бернье, я знаю, что вы деятельны, смелы, осторожны и необыкновенно проницательны. Я доставлю вам случай сменить эполеты. Я даю вам тайное поручение. Вот уже три месяца Францию опустошает страшный бич — пожары, повсюду организовались шайки поджигателей, которые жгут хлеб, фермы, дома. Жандармы рыщут, да все понапрасну. Я хочу, чтобы это прекратилось как можно скорее. Я выбрал сотню офицеров, молодых, умных, не отступающих ни перед чем, и сделал их комиссарами в департаментах. Вас я посылаю в Ионну. Поезжайте, наблюдайте, изучайте, собирайте сведения, не торопитесь, но уничтожайте поджигателей». Баррас в тот же вечер велел мне передать секретные и подробные инструкции и уполномочие, по которому при первом моем требовании все военные и гражданские власти департамента будут в моем распоряжении. Теперь, мой милый, ты знаешь все, будь же нем. До сих пор я наблюдаю и собираю сведения. Час действовать еще не настал.
Граф Анри серьезно выслушал своего друга.
— Что же, — сказал он, — если бы меня приняли за сумасшедшего, я все-таки буду иметь мужество выказать свое мнение. Я не верю в организованные поджоги. Я допускаю отдельные случаи, частное мщение. У крестьян первая месть — поджечь дом своего врага. Но я не верю, чтобы были шайки поджигателей, организованные, с хитрыми главарями. Притом какая была бы у них цель?.. Конечно, грабеж, но что еще…
Виктор Бернье сказал, колеблясь:
— Я не знаю, должен ли я говорить тебе все это. Ты пламенный роялист, ты не любишь нынешнее правительство, и я это понимаю очень хорошо. Отец твой умер на эшафоте, и падение прежнего режима разорило его…
— Оставим это, — резко сказал граф Анри.
— Политика не чужда пожарам, — продолжал капитан Виктор Бернье. — Кто-то хочет, чтоб Франции надоело нынешнее правление. Поджигатели на жалованье… У кого? До сих пор это тайна.
Граф Анри сделал жест негодования.
— Успокойся, — сказал капитан, смеясь, — я подозреваю не тебя.
Пока они говорили таким образом, свет мелькнул из-за деревьев.
— Это уже ферма, на которую мы идем? — спросил капитан.
— Нет, — отвечал Жакомэ, обернувшись, — это замок бригадного начальника Солероля.
Граф Анри вздрогнул, но не сказал ни слова.
— Как, — сказал капитан, — бригадный начальник живет здесь?
— Вот замок Солэй, который он купил в прошлом году.
— Он, кажется, здешний?
— Да, — презрительно сказал граф Анри, — это сын куланжского нотариуса.
— Он, кажется, женат?
Граф Анри не мог скрыть свое волнение.
— Да, он женат, — отвечал он.
— На ком?
— На мадемуазель де Берто де Солэй. Это революция устроила этот брак, но не без труда, — отвечал Жакомэ.
— Каким же это образом?
— Бригадный начальник немолод, некрасив и, говорят, ужасно груб…
— Я это знаю, — сказал капитан Виктор Бернье, — я служил под его начальством.
— Надо думать, — продолжал Жакомэ, — что он был не по вкусу мадемуазель Жанне, потому что она долго не соглашалась…
— Но наконец согласилась?
Пока Жакомэ говорил, граф Анри хранил угрюмое молчание, прерываемое иногда нетерпеливым движением, на которое капитан не обращал внимания. Но Жакомэ, сделавшись болтливым, продолжал:
— Говорят — по крайней мере так толкует прислуга в замке, — что генеральша несчастлива. Генерал ужасно ревнив. Ни один молодой человек не решится показаться в парке ночью — генерал убьет его…
— Это именно тот полковник, которого я знал, — прошептал капитан Бернье.
— А потом убьет свою жену, — прибавил Жакомэ.
Капитан обернулся к своему другу.
— Хороша собой жена бригадного начальника? — спросил он.
— Не знаю, — резко отвечал граф Анри.
— Как! Ты не знаешь? Разве ты никогда ее не видел?
— Я знал ее ребенком. Но отец ее, умерший два года назад, всегда глубоко ненавидел моего отца, а так как эта ненависть распространилась и на меня, мы никогда не бывали друг у друга.
