Мамаша Брюле вышла, взяв простыни из комода и попросив Сюльписа взять фонарь и посветить ей. Проходя через двор, фермерша наклонилась к уху своего сына и сказала:
— Я чуть жива, когда подумаю, что граф Анри будет здесь ночевать.
— Почему же, матушка? — наивно спросил Сюльпис.
— Потому что Лукреция его увидит или услышит.
Добрый Сюльпис покачал головой.
— Мне сдается, что бедная сестра уже не думает о графе Анри.
— Ты полагаешь?
— Я полагаю, что у нее много других несчастий после этого…
— Мы утешим ее, как умеем… Все проходит наконец.
Когда они дошли до маленькой лестницы, которая вела в три отдельные комнаты, фермерша прибавила:
— Только бы отец твой не вздумал проводить этих господ…
— Что же за беда?
— И войти в комнату, где Лукреция.
Сюльпис замер.
— Боюсь, как бы он ее не убил! — прошептал юноша.
— Нет, нет! — с твердостью возразила мадам Брюле. — Он прежде должен убить меня, не бойся…
Они тихо вошли в комнату, где оставили Лукрецию. Бедная нищая, закутавшись в одеяло, начала согреваться. Она взглянула на мать и брата с кроткой и печальной улыбкой.
— Ах, — сказала она, — как здесь хорошо!
Мать взяла ее голову обеими руками и покрыла поцелуями.
— Мое бедное дитя! — сказала она. — Ты должна остерегаться гнева твоего отца.
— О, да! — вздрогнув, отвечала Лукреция.
— Я его подготовлю. Но сегодня он несколько разгорячен, — сказал Сюльпис.
Девушка опять вздрогнула.
— Да, — поспешно сказала матушка Брюле, — он ужинал с гостями.
— На ферме гости?
— Офицеры, охотники.
— А граф Анри с ними?
При этом вопросе фермерша побледнела, как мертвец, но Лукреция начала улыбаться.
— Не бойтесь, — сказала она, — я воротилась не для него. Слава Богу, я страдаю не от этого.
Мадам Брюле вскрикнула от радости.
— Тем лучше, — сказала она, — если ты страдаешь от чего-нибудь другого; мы так усердно будем молиться Богу, что Он вылечит тебя.
— Бедная матушка! — отвечала Лукреция.
— Согрелась ли ты, дитя мое? — спросила фермерша.
— Согрелась, матушка.
— Ты поела?
— Да, я уже не голодна, но сейчас мне хочется заснуть, я так устала!
— Поспи, дорогое дитя, и какой шум ни услышишь, не выходи; я так боюсь гнева твоего отца!
Сюльпис и фермерша плотнее закутали Лукрецию одеялом, нежно поцеловали и вышли.
— Что скажет Заяц, когда придет спать, — заметила фермерша, — ведь мы в его комнату положили Лукрецию?
— Не бойтесь, матушка, — отвечал Сюльпис, — Заяц никогда не ночует на ферме, он до утра расставляет капканы. Когда он воротится, я уже встану и не пущу его сюда.
— Он сразу выдаст сестру. Этот ребенок такой злой!
— Да, но у меня кулаки крепки — не бойтесь!
Фермерша и Сюльпис наскоро приготовили две комнаты. В первой развели огонь и приготовили постель для капитана; вторая, где не было камина, была приготовлена для графа. Мамаша Брюле объяснила этот выбор Сюльпису.
— Этот господин, приехавший из Парижа, верно, зябок, — сказала она, — а граф Анри здешний, он не боится ни жары, ни холода, ни дождя, ни снега и не рассердится на нас за то, что мы оказали почет его другу.
VII
Тот корпус здания, где находилась кухня и где граф Анри и Виктор Бернье заканчивали ужин со своим хозяином, служил жилищем фермеру, его жене и их старшему сыну. Заяц с независимой и дикой натурой сам выбрал себе комнату в другом здании, чтоб иметь возможность выходить по ночам, когда ему вздумается. Работники и пастухи спали в третьем здании.
По размеренному обычаю деревенских жителей все уже легли на ферме, но еще не спали Брюле, его гости, его жена и его сын. Заяц ушел. Куда? Хитер был бы тот, кто мог это сказать. Снег, падавший хлопьями, не останавливал браконьера.
Брюле все разговаривал. Он сходил в погреб и принес бутылку старого вина. Анри и офицер пили. Вино развязывало язык Брюле.
— Пусть поджигатели приходят, — говорил он, — не достанется им эта бутылка!
— Оставь в покое поджигателей! — сказал граф Анри.
— А вы разве их боитесь? — сказал капитан, все наблюдая за Брюле.
— Знаете ли, что у меня в риге вся моя жатва, — погрозил пальцем фермер.
— Успокойся, — сказал Анри, — ты такой славный человек, что тебе и не подумают сделать вред.
— Френгальский фермер был также славный человек, — со вздохом возразил Брюле, — а все же это не помешало его ферме сгореть.
— Ладно, пойдемте спать и отдохнем как следует, — сказал Анри, поднимаясь из-за стола, когда пришла фермерша с сыном.
— Ваши комнаты готовы, господа, — сказала она.
— Я вас провожу, — прибавил Брюле.
— О, не стоит труда, — возразил Анри, — я несколько уже раз ночевал у тебя и знаю дорогу.
Но Брюле непременно хотел проводить своих гостей. Он взял фонарь, который Сюльпис еще держал в руке, и пошел первый. Анри и его товарищ взяли свои ружья, которые они ставили возле камина, чтоб предохранить от сырости. Двор прошли быстро, потому что снег все еще падал, но капитан успел бросить пытливый взгляд вокруг, чтобы составить для себя верный отчет о положении трех корпусов здания, образующих ферму. Мадам Брюле сильно переживала за дочь, поэтому последовала за мужем. Он прошел, не останавливаясь, мимо комнаты Зайца в ту, которая была отведена для капитана. В камине горел яркий огонь.
— Господа, — сказал Брюле, зажигая свечку на столе, — спокойной ночи, приятного сна.
— Благодарю, Брюле.
— В котором часу вас надо разбудить?
— О! Будь спокоен, я буду на ногах на рассвете… Мы пойдем на охоту и вернемся к завтраку.
— Прощайте, господа!
— Прощай, друг.
Брюле сделал вид, будто уходит, но воротился и вошел во вторую комнату, отведенную Анри.
— Извините, — сказал он, — но ставень этого окна трудно закрывается… Извините!
Он отворил окно и хотел затворить ставень, Анри положил ему руку на плечо.
— Не запирай! — сказал он тихо.
Брюле посмотрел на молодого человека и подмигнул.
— Ух! Не хочется ли вам выпрыгнуть из окна? — сказал он.
— Ш-ш!
Брюле покачал головой.
