— К счастью, известия, доставленные тобою, так хороши, что могли бы заставить тебя забыть об усталости.
— Так и есть! — сказал, смеясь, путешественник. — Если мы будем действовать слаженно, то через два месяца Франция будет управляться королем Людовиком XVIII.
— Да услышит тебя Бог, Каднэ!
Каднэ (а это был тот самый человек, которого мы видели в прологе этой истории) встал и отворил дверь.
— Как Жакомэ долго не возвращается! — сказал он.
— Я его послал в Солэй.
— Отнести мою записку?
— Да. Как только я получил ее, то пришел сюда и отдал ее Жакомэ.
Каднэ как будто размышлял.
— Отсюда далеко до Солэя, — сказал он. — Когда он ушел?
— Около часа.
— Ну, пока поговорим. Что здесь происходит, Машфер?
— Почти что ничего. Тем немногим роялистам, что окружают нас, не хватает энергии. Мы пытались организовать очередной отряд Соратников Иегу
[2].
— И вам не удалось?
— Нас разгромили.
— Кто?
— Сперва жандармы.
— А потом?
— Этот негодяй Солероль.
— Начальник бригады?
— Да.
— Он еще попадется мне в руки, обещаю тебе! А Анри?
— Анри влюблен.
— Он каждый вечер ходит в Солэй?
— Каждый вечер. Меня удивляет одно: как начальник бригады до сих пор не велел его убить?
— Этот добрый генерал не ревнив. Он имеет замок, землю, деньги, а женою не дорожит.
— Однако он несчастлив, — заметил Машфер с иронией в голосе.
— Ты думаешь?
— Конечно, потому что Директория не принимает его услуг.
— Как ни развращены наши разлюбезные директора, — сказал Каднэ с отвращением, — а они умеют отличать солдата от палача.
— Однако, Каднэ, я должен знать все.
— Что ты хочешь сказать?
— Я предполагаю, но не знаю наверняка. Поэтому хочу знать…
— Что именно?
— Историю этого человека и его брака с мадемуазель де Верньер, нашей доброй, верной и бесстрашной союзницей, «единственным настоящим мужчиной» в этом краю.
— Любезный барон, — печально сказал Каднэ, — когда мадемуазель де Верньер воротилась из Парижа, будучи уже женою этого человека, повсюду раздавались возгласы удивления и негодования, но она молчала, и никто не осмелился ее подозревать…
— О! Я знаю, что она выше всяких подозрений, но все-таки зачем и каким образом сделалась она женою Солероля?
— Это ужасная тайна. Ее знали четверо, двое умерли. Робеспьер был одним из этих двух.
— Кто же другие?
— Анри и я.
— Догадываюсь, как было дело: мадемуазель де Верньер согласилась выйти за начальника бригады для того, чтобы спасти кого-нибудь от эшафота, родственника, друга, я не скажу — отца, потому что он умер.
Каднэ покачал головой.
— Нет, друг мой, не то. Она спасла не жизнь человека.
— А что же?
— Честь имени Верньер, которое должно было перейти потомству, покрытое стыдом и позором.
— Что ты хочешь сказать?
— Выслушай меня. Приходила ли тебе мысль, что для фамилии старых и добрых дворян мог пробить ужасный, роковой час, когда для спасения своей чести она пожелает смерти одного из своих близких?
— Нет, — наивно отвечал Машфер.
— Тем не менее такой час пробил для фамилии Верньер, — продолжал Каднэ, — три года тому назад.
— Но что же случилось?
— Ты узнаешь, но прежде дай клятву не рассказывать ничего из того, что я тебе скажу.
— Слушаю тебя и даю слово, — сказал Машфер.
— Дом Верньер называется также Жюто.
— Это всем известно, Жюто де Верньер и Жюто де Фуронн были кузенами. Только Фуронны были старшей ветвью.
— Именно.
— Я провансалец по отцу, но бургундец по матери, знаю гербовник провинции довольно хорошо и могу поведать тебе их генеалогию. Жюто ходили во второй Крестовый поход с первым бароном де Шастеллю.
— Это правда.
— Они служили капитанами у герцогов бургундских. Один был гвардейским капитаном при Генрихе II, другой — полковником, еще один — вице-адмиралом в предпоследнем царствовании, и, наконец, отец мадам Солероль был полковником в армии Конде, где и был убит.
— Все это так.
— Теперь род Жюто де Фуронн, их старшая ветвь, угас на эшафоте в лице Шарля-Гонтрана-Робера, маркиза де Жюто, телохранителя короля.
— Думаю, ты легко поймешь, — прошептал Каднэ со вздохом, — почему мадемуазель де Верньер, его кузина, вышла за генерала Солероля, друга Робеспьера и одного из самых страшных его наместников в Вандее и в Бретани.
— До сих пор, — отвечал Машфер, — я совсем не понимаю, что может быть общего между смертью кузена и замужеством кузины.
— Элен Жюто де Верньер вышла за генерала Солероля, — холодно продолжал Каднэ, — только для того, чтобы отправить на эшафот своего кузена маркиза Жюто, который мог обесславить навсегда старое имя ее рода.
Машфер не мог сдержать возгласа удивления. В эту минуту дверь отворилась и вошел Жакомэ.
XI
Каднэ приложил палец к губам при виде Жакомэ и сказал Машферу:
— Я после доскажу тебе эту историю.
— Здравствуйте, господа, — сказал Жакомэ, ставя свое ружье в угол.
— Ну что? — спросил Машфер.
— Исполнено. Я отдал записку мадемуазель Элен…
— Ты хочешь сказать — мадам Солероль?
— Ну да. Это ведь то же самое. Хотя здесь нам как-то не верится, что она замужем, и мы все называем ее просто мадемуазель Элен.
— Увы! Мой бедный друг, она замужем, — сказал Каднэ.
— Это так, но я думаю, что, может быть…
