— Ты пойдешь осматривать капканы?
— Нет, я сделаю новый.
— Еще?
— Да, для косуль. Кто пойдет со мною?
— Я, — сказали все поджигатели.
— Ах, нет, один — пусть так, а куда же троим? Пусть каждый идет в свою сторону, это будет лучше.
— Чего ты боишься?
— Встретить какого-нибудь дровосека, который удивится, сколько нас собралось.
— Теперь дровосеки в своих хижинах и спят.
— Кто знает…
— Если только между ними нет таких браконьеров, как ты…
— Откровенно говоря, я боюсь только одного.
— Кого.
— Жакомэ.
— Неужели ты его боишься?
— Как огня.
— Глуп же ты! Когда занимаешься нашим ремеслом, огня нечего бояться.
— Так, но я боюсь Жакомэ.
— Почему?
— Потому что он сердится на моего отца.
— Я не знал…
— Я сам не знаю, за что, но знаю, что он и отец сердятся друг на друга.
— Если ты его встретишь…
— Ш-ш… Я вам расскажу…
Мальчишка и три поджигателя разговаривали таким образом, удаляясь от фермы в лес через поле. Когда они дошли до опушки леса, Заяц остановился.
— Помните френгальский пожар?
— Что за вопрос? — сказал один поджигатель. — Я сам поджигал конюшню.
— Да, но вы убежали.
— А то как же…
— Отец мой был последний и, убегая, встретил спешившего на помощь Жакомэ.
— Он опоздал, — смеясь, сказал поджигатель.
— Но он узнал моего отца, несмотря на капюшон.
— Ты это знаешь наверняка?
— Да, и отец знает.
— Будь спокоен, Жакомэ не сможет ничего сделать, он слишком боится ружейных выстрелов.
— Ты ошибаешься, он боится не этого.
— Чего же?
— Точно не знаю… Но если он ничего не сказал до сих пор, стало быть, он имеет на то причины… Прощайте, товарищи.
— Как! Ты идешь в лес?
— Да.
— Зачем?
— Я уже вам говорил, — отвечал Заяц, перепрыгнув через ров, — я расставлю капканы косулям, если меня станут подозревать, я докажу, что был в лесу, когда ферма горела.
Каждый поджигатель пошел по другой дороге в лесу, а Заяц повернул в ту сторону, где лес был густой и частый. У него на плече было ружье. Заяц никогда не ходил без ружья.
— Я знаю, — сказал он сам себе, оставшись один, — почему Жакомэ и отец не в ладах, но им не нужно это знать… Это на счет рошской мамзели. Ах! Если бы не она и если бы Жакомэ не боялся, что отец мой расскажет все, то давно продал бы нас, негодяй!
Рассуждая таким образом сам с собою, Заяц дошел до тропинки, которая слыла местом убежища косуль, там он установил капкан, то есть согнул ветвь дерева и прикрепил ее к земле.
— А! — сказал он, закончив это занятие с неимоверной ловкостью. — Если бы я мог выбирать, то мне хотелось бы захватить не косулю. Пойду посмотреть, как ферма горит. Я люблю пожар.
Говоря таким образом, мальчик забрался на скалу, возвышавшуюся среди леса, за четверть мили от фермы. Пламя горевшей фермы освещало издали лес и равнину, а Заяц с того места, на которое он забрался, мог видеть в малейших подробностях страшное и величественное зрелище пожара. Работники и работницы бегали по полям, стараясь спасти кто мебель, кто мешки с пшеницей. Лошади, коровы, бараны метались между пылающих бревен обрушивающихся стен. Крики отчаяния доносились до Зайца по ветру. Между этими криками он узнал голос отца, который сетовал и старался спасти свои вещи.
— Шутник!.. — пробормотал Заяц. — Ах! Как это красиво! — повторил он опять.
Его ударили по плечу, и, обернувшись, он чуть не упал навзничь.
— Жакомэ! — сказал он.
— Да, это я, — отвечал дровосек, — и теперь я знаю, что хотел знать.
— Что такое?
Дровосек, оставивший Машфера и Каднэ и бросившийся через лес спасать ферму, схватил Зайца за руки и сказал:
— Ты изменил себе! Это ты и твой отец подожгли ферму.
— А тебе какое дело, старый хитрец?
— А то, что ты напрасно положил далеко свое ружье, ты в моей власти.
— А-а! Что же ты хочешь сделать со мною?
— Я хочу отвезти тебя в Курсон и отдать жандармам. Ну! Ступай!
Жакомэ толкнул Зайца перед собой. Тот, будучи безоружен, вздумал было бежать.
— Иди, — повторил Жакомэ громовым голосом, — иди, или я пошлю тебе пулю в спину.
Заяц понял, что надо повиноваться, и Жакомэ, взяв его за ворот, толкал вперед, держа в руке ружье Зайца, а его собственное ружье висело через плечо. Заяц начал плакать.
— Какое тебе дело, что я поджег?.. Разве это касается тебя?
— Увидишь!.. Иди!
Дровосек повел Зайца по тропинке через лес.
— Куда мы идем? — спросил мальчишка, а сам подумал: «Хорошо же, подожди… Может быть найдется, чем позабавиться в дороге».
Когда они дошли до того места, где лес был густ, Заяц вдруг толкнул Жакомэ. Дровосек успел только вскрикнуть — его поднял над землей капкан, расставленный Зайцем, капкан страшный, от которого не может освободиться даже кабан. Только Жакомэ был схвачен не за шею, а поперек туловища. Ружье, которое он держал в руке, выпало.
— Дичь сделалась охотником, — сказал Заяц.
Он поднял ружье, прицелился в несчастного Жакомэ и выстрелил!..
XIV
Пожар на ферме приметили из разных мест, сначала из хижины Жакомэ, а потом из замка Солэй.
Слова госпожи Солероль, что бригадный начальник отлучался каждый раз, как случался где-нибудь пожар, заставили Анри вздрогнуть.
— О! — сказал он. — Неужели этот человек стоит во главе поджигателей?
— Не знаю, но он способен на это, — сказала молодая женщина.
— Откуда он пришел?
— Не знаю. Он вышел незадолго до наступления ночи под предлогом пострелять кроликов в парке.
— Что за люди с ним?
— Я никогда их не видела.
Госпожа Солероль взяла за руку кузена и прибавила:
— Молчите!
В самом деле в верхнем этаже слышались шаги генерала, возвращавшегося в свою комнату.
— О! Чего я не дала бы, чтоб узнать, кто эти люди, — продолжала она. — Послушайте, Анри, я сделаю то, что заставит меня краснеть.
— Что такое?
