Взгляд Каднэ говорил: «Не вздумай называть наши имена!» Глаза Жакомэ отвечали: «Будьте спокойны, хотя я и ранен, я в полном рассудке».
Когда Каднэ вышел из хижины, он сказал Машферу:
— Согласись, что пословица «легок на помине» совершенно справедлива.
— Это правда.
— Мы говорили о капитане Бернье — он тут как тут; и Лукреция, которая, как я считал, в Париже…
— Как, это она?
— Да.
— И она дочь фермера Брюле?
— Именно.
— Знаешь ли, друг мой, что все эти правдивые истории страшно неправдивы?
— Согласен.
— Расскажите-ка, что в одну ночь дровосек был повешен на дереве, ферма сгорела, капитан спасался с женщиной на руках в лесу, два человека в это время спокойно составляли заговор против Республики с целью восстановления французской монархии и все эти люди сошлись в хижине дровосека величиною в шесть квадратных футов, никто в Париже этому не поверит.
— О, да!
— Зачем ты сделал мне знак уйти?
— Я не хочу, чтобы Бернье меня узнал.
— Это правильно. Но куда мы пойдем?
— В Рош, конечно. До рассвета еще далеко.
— Но капитан заприметил, что мы ушли.
— Жакомэ скажет, что мы его соседи.
— Но разве мы бросим бедного Жакомэ?
— Он вне опасности. С ним дочь — этого достаточно. Однако подожди…
Каднэ отворил дверь хижины и позвал Мьетту. Она вышла.
— Успокойся, твой отец не умрет, — сказал Каднэ, — он даже не подвергается никакой опасности. Месье Анри пришлет за ним завтра носилки, и вы оба переселитесь в Рош, где за ним будут ухаживать.
— А вы разве уходите, месье Каднэ? — спросила молодая девушка.
— Да.
— Вы оставляете моего отца?
— Я тебе говорю, что он не подвергается никакой опасности.
— Но зачем вы уходите?
— Чтоб меня не узнал пришедший господин.
— А я его узнала! — сказала Мьетта. — Это друг месье Анри, капитан Бернье.
— Выслушай же меня!
— Слушаю, месье Каднэ.
— Если он спросит, кто мы, скажи, что мы соседние дровосеки.
— О, будьте спокойны, месье Каднэ! — сказала девочка. — Я умею молчать… Но вы меня уверяете, что мой отец…
— Я уверяю тебя, что твой отец ранен легко. Через неделю он будет совсем здоров. Прощай, малютка.
— Прощайте, месье Каднэ.
Мьетта воротилась в хижину, где, отогреваясь мало-помалу, Лукреция начала приходить в себя. А два друга ушли с ружьями на плечах. Напротив хижины Жакомэ тропинка вела прямо в Рош. Мы уже говорили, что замок Рош находился на берегу Ионны. Пожар фермы Раводьер не уменьшался и отбрасывал такой свет, что оба друга шли, как днем.
— Ферма все горит, — сказал Машфер. — И кто же ее поджег?
— Республиканцы, отвергнутые Директорией.
— Ты думаешь?
— Я в этом уверен, друг мой, и Жакомэ тоже.
— То есть такие люди, как бригадный начальник Солероль?
— Непременно, он глава поджигателей в этой стране.
— Но ты забываешь одно…
— Что такое?
— Эта ферма принадлежит ему.
— Как ты простодушен, мой бедный Машфер! Бригадный начальник знает, что состояние его жены может ускользнуть от него не сегодня-завтра, и в таком случае почему же не сжечь ферму, только бы достигнуть цели.
— Это справедливо.
Пока они разговаривали таким образом, идя быстрыми шагами, потому что ночь была очень холодна, они услыхали топот лошади в лесу, эта лошадь появилась на дороге, которая вела из Фуронна в Мальи. Всадник усиленно погонял свою лошадь (большую рабочую лошадь), но, приметив двух путников, тотчас остановился и закричал:
— Эй, друзья!
— Что тебе нужно, гражданин? — ответил Машфер.
— Вы знаете, что это горит по ту сторону леса?
— Ферма.
— Ферма! Господи боже мой!
— Да, Раводьер.
— Это ферма моего отца! Ах, разбойники!
Он погнал лошадь скорее.
— Еще одна романтическая встреча! — сказал Машфер.
— Кто знает, может быть, еще не все кончилось, — заметил Каднэ.
— Но прежде я хочу знать конец истории сержанта Бернье и Лукреции.
— Я тебе доскажу.
XIX
Каднэ продолжал рассказ:
— Сержант Бернье переходил от удивления к удивлению; накануне он видел Лукрецию в скромном платье из холста; она привела его в шестой этаж, в мансарду, говоря, что это ее квартира, и вот он находит ее в великолепных комнатах, в бархатном пунцовом пеньюаре, который оттенял ее матовую белизну, оставляя полуобнаженными роскошные плечи, по которым в беспорядке рассыпались черные, как эбен, волосы.
— Вы не верите вашим глазам? — сказала Лукреция, протягивая сержанту руку с печальной улыбкой.
— В самом деле… — пролепетал Бернье.
— Несколько слов объяснят вам эту странную тайну.
— Я вас слушаю, — отвечал сержант, продолжая стоять перед нею.
— Поверите ли вы, — начала опять Лукреция, — что я бедная девушка, почти без всяких средств, оставившая родительский дом и не имеющая другого убежища, кроме той жалкой комнаты, в которую я вас водила вчера?
— А вся эта роскошь?
— Не моя. Даже платье, которое на мне, не мое.
— Извините меня, я бедный солдат и не умею отгадывать загадки.
— Вы слышали этого человека, который приходил ко мне прошлой ночью и с которым я ушла?
— Да, и если я не видел его лица, то по крайней мере узнал его голос.
— Я слыву протеже этого человека.
— А это правда?
— Да.
— И вся эта роскошь от него?
— Конечно. Говорю вам, в глазах всех я принадлежу ему.
— Но… для чего?
— Это тайна и для вас и для меня…
— Вы справедливо употребляете это слово, потому что да покарает меня Господь, если я понимаю тут хоть что-нибудь!
Лукреция пристально посмотрела на него.
— Послушайте, — сказала она, — вы защитили меня вчера… У вас откровенные и честные глаза… Я считаю вас благородным человеком.
— Вы правы, — холодно сказал Бернье.
— Я окружена людьми, которых не знаю; какая у них цель — это мне неизвестно, и я, боюсь… Вчера, когда я увидела вас, мне показалось, что я нашла друга, покровителя… Человека, который осветит хаос мрака, в котором проходит моя жизнь.
