XXI
В прошлом столетии, то есть лет за тридцать до революционной драмы 1793 года, Рош сделался единственным наследством графов де Верньеров, младшей ветви дома Жюто, и отец Анри, нашего героя, поселился в этом замке со своим семейством. Анри и его сестра продолжали жить тут после смерти отца.
Уже несколько месяцев замок Рош был таинственным центром обширного заговора, душою которого была Диана де Верньер, кузина Элен и сестра Анри. Часто ночью, когда в лесу было безмолвно и ни малейшее дуновение ветра не волновало гладкой поверхности реки, таинственный посетитель стучался в дверь замка: то это был верховой, приехавший из Нивернэ, то это был охотник, вышедший из леса с ружьем на плече. Иногда лодочники или сплавщики леса, проезжавшие из Кламси в Оксерр мимо окон замка Рош, примечали поздно ночью огонь, мелькавший то в одной башне, то в другой. Это был, без сомнения, сигнал, давно установленный и понимаемый издали, но ни мирные жители, ни лодочники, ни сплавщики никогда не предавались никаким толкам. Революционная буря пронеслась над замком Рош, не коснувшись его кровли. Анри был любим. Он не был горд, хотя хорошо стрелял. В Бургундии и в Морване, классической земле браконьеров, человек, стреляющий хорошо, священен. В 1793 году никто не вспомнил, что Анри был аристократ; он был добрый малый и никогда не делал промаха в кролика. Как же можно было предполагать, чтобы граф Анри составлял заговор? И действительно, Анри не составлял заговора. Охваченный после замужества кузины сильной печалью, он не вмешивался в политические интриги и проводил жизнь на охоте.
Но зато Диана составляла заговор против Республики, управляемой сначала Робеспьером, потом Баррасом.
Диане де Верньер было лет тридцать. При виде ее надо было сознаться, что никому так не шло имя воинственной богини. Высокая, стройная, еще очень красивая. У нее были большие черные глаза, красные губы, густые черные волосы. Она ездила верхом, как мужчина, убивала из пистолета ласточку на лету, и в окрестностях помнили, что однажды, когда она встретила грубияна в красной шапке, который позволил себе оскорбить ее, она прибила его хлыстом.
Между тем как Анри рыскал по лесу и ворковал под окнами кузины, Диана де Верньер замышляла низвергнуть Республику и восстановить Людовика XVIII на престол его брата. При начале революции Диане было уже около 25 лет, и уже лет восемь за нее сватались все окрестные дворяне, несмотря на ее бедность. Она всем давала один ответ:
— Я не хочу выходить замуж!
Однако в 15 лет Диана была прелестным и веселым ребенком. Надо было видеть, как на балах нивернэзского губернатора она была весела и очаровательна; надо было слышать ее насмешливый голос, когда какой-нибудь красивый дворянин сентиментально целовал кончики ее розовых пальчиков. Старик граф де Верньер, ее отец, бывший товарищ сумасбродств маршала Ришелье, часто говорил:
— Тот, кто женится на моей прелестной Диане, будет счастливым плутом.
Но в один день, а может быть, и в один вечер заразительная веселость молодой девушки исчезла; ее насмешливые глаза заблистали мрачным огнем; она уже не показывалась на балах, на празднествах; несколько лет о ней ничего не было слышно. Только катастрофа 1793 года
[4] вывела ее из странного оцепенения, которое уже десять лет овладело ею.
Какое таинственное происшествие произвело это превращение, какая горесть разбила это юное сердце, какой вестник смерти мимоходом пригнул эту молодую головку к земле, когда она любовалась небом, это была тайна и это случилось до первого раската грозы, когда Бургундия была спокойна и многие счастливые дни были обещаны фамилии Жюто де Верньер. Уже пятнадцать лет Диана не снимала черного платья. По ком же она носила траур, когда был жив еще ее отец? Еще одна тайна. Она вдруг предалась строгой набожности, в которую погрузилась всецело. Она рассыпала милостыни вокруг себя и, как женщина энергичная, вздумала уничтожить Директорию.
XXII
Ее любили и уважали, как праведницу, но никто не мог сказать, ни соседний крестьянин, ни служитель замка, что часто ее видел.
А между тем на свете было существо, вид которого производил в ней перемену, в присутствии которого лоб ее разглаживался, которое она обнимала и прижимала к сердцу с трепетом. Это существо была девочка, белокурая и миленькая, как пастушка Ватто, это была дочь Жакомэ и крестница Дианы.
Когда Мьетта приходила в Рош, мрачный лоб хозяйки прояснялся и на губах ее появлялась улыбка. Когда девочка уходила, Диана становилась у окна и долго, очень долго следила за ней глазами, до тех пор, пока она не исчезала на углу зеленой аллеи, которая вела к Жакомэ, потом она запирала окно, и часто слеза скатывалась по ее бледным щекам.
Откуда происходила такая привязанность к ребенку? Один человек мог это сказать — Жакомэ, он знал еще многое другое. Он мог бы рассказать следующую историю.
Лет пятнадцать назад Жакомэ занимался не ремеслом дровосека, а промышлял браконьерством. Его часто видели в замке Рош, где он оказывал свои услуги: это он снабжал кухню дичью, он водил Анри с десятилетнего возраста на охоту, на кабана и на волка. Жакомэ был сын барышника в Мальилавилле; он с детства возился с лошадьми, и Диана тогда — еще этот веселый и очаровательный ребенок, о котором мы говорили, — поручила ему дрессировать красивую черную лошадь, принадлежавшую к той ретивой беришонской породе, которую называли породой угольной.
Жакомэ часто провожал Диану в прогулках верхом. В один вечер летом оба ехали по берегу Ионны. Погода была бурная, и несколько крупных капель дождя начинали отделяться от неба, покрытого большими черными тучами.
— Жакомэ, — сказала молодая девушка, — поезжай в галоп в Рош и скажи папе, что я буду обедать у моей тетки канонессы. До замка Шастель-Сансуар остается одно лье, и я успею доехать до грозы, а если меня застанет дождь, я укроюсь под Соссэйскими скалами.
— Приезжать за вами вечером? — спросил Жакомэ.
— Да, в десять часов… Гроза тогда пройдет. Июньский дождь не продолжителен.
— Дорога очень пуста отсюда до Шастель-Сансуара.
— Что ж из того?
— Там часто попадаются нищие, бродяги… Эти люди грабят и убивают.
Диана, улыбаясь, указала на чушки в своем седле и на два крошечных пистолета. Жакомэ уехал, и бесстрашная молодая девушка продолжала свой путь.
Но Жакомэ был прав. Гроза скоро разразилась. Диана пустила лошадь в галоп и доехала до Соссэйских скал. Это были огромные скалы, которые могли служить убежищем. Диана укрылась там в ту минуту, когда первый удар грома заставил задрожать лес и холмы. Там в одно время с нею искал убежище один человек; это был крестьянин, не то браконьер, не то нищий, ужас окрестных мест, человек со свирепыми инстинктами, которого обвиняли во многих злодеяниях. У одного фермера он украл барана, у другого — корову; по словам одних, он поджег скирд хлеба, по словам других, оскорбил молодую девушку. Но ничего не было доказано, и этот человек, которого называли Рябой — потому что у него лицо было испорчено оспой, — никогда не был в тюрьме. Он попросил милостыню у Дианы, и она дала ему экю. Потом, вероятно, из благодарности он подобрал под скалою пригоршню сухих листьев и отер лошадь, которая побелела от пены. Диана начала с ним разговаривать в ожидании, когда пройдет гроза, но гроза продолжалась, настала ночь… С этой минуты что случилось?
