— От директора Барраса.
Солероль сорвал печать, раскрыл конверт и узнал свое письмо, на полях которого Баррас написал: «Делайте, что хотите, полномочие дано».
Ординарец приехал из Парижа верхом на курьерских, но Ланж уехала часом ранее его и приехала первая. Баррас не писал начальнику бригады, следовательно, не упомянул о молодой женщине, приехавшей в Солэй. Солероль позвал слугу и приказал приготовить комнаты ординарцу директора, потом, оставшись один с Сцеволой, Солероль сказал:
— Кажется, Баррас не знает, что Ланж здесь.
— Почему? — отвечал Сцевола.
— А мне сдается, — продолжал начальник бригады, — что эта женщина приехала сюда для того, чтобы сыграть с нами какую-нибудь дурную шутку.
— Это может быть. Но ты хорошо сделаешь, если будешь ее щадить — она находится в самых лучших отношениях с Баррасом.
Когда Сцевола произносил эти последние слова, Заяц, входивший в замок, воротился на террасу и сказал Солеролю:
— Генерал, даме подали ужин в ее комнату.
— Хорошо!
— Она вас ждет.
— Кто тебе сказал?
— Она, она меня прислала просить вас прийти к ней.
— Ну, кати меня!
После своего приключения в подземелье генерал, который не мог ходить, приказывал перемещать себя из одной комнаты в другую в большом кресле на колесах. Актрисе отвели комнату на первом этаже рядом с террасой, и, следовательно, Солеролю было легко с помощью Зайца явиться на сделанное ему приглашение. Сцевола остался на террасе.
Ланж уже расположилась в Солэе, как у себя дома. Ужин поставили на столик перед камином. Актриса сама раскрыла свой чемодан, сняла дорожное платье и надела блузу из голубого бархата, прекрасно выставлявшую ее великолепные плечи и роскошные светло-русые волосы. Генерал был ослеплен.
— Идите же, любезный месье Солероль, — сказала она, протягивая ему руку, — идите же поговорить со мною.
Заяц подкатил кресло к камину, и Солероль смог поцеловать белую нежную руку, которую протягивала ему актриса.
— Уйди, — сказал начальник бригады Зайцу.
Заяц все держался той мысли, что Ланж — возлюбленная генерала.
— Экие шутники! — бормотал он, уходя. — А делают вид, будто они не знают друг друга.
Заяц ушел. Солероль посмотрел на молодую женщину и сказал ей:
— Я к вашим услугам.
— То есть вы будете меня слушать?
— Именно.
— Любезный месье Солероль, вы долго находились в немилости.
— Меня отстранили после термидора.
— И вы, вероятно, до сих пор находились бы в стороне, если бы не происшествия, не известные вам.
— Ба!
— Эти происшествия бесполезно вам рассказывать, достаточно знать вам одно…
— Что такое?
— Вы можете стать из бригадного дивизионным генералом… через две недели… Или…
Актриса остановилась и холодно посмотрела на Солероля.
— Или что? — спросил с беспокойством начальник бригады.
— Или окажетесь в ссылке.
Актриса произнесла эти слова таким тоном, что генерал забыл, как дышать, глядя на нее. Она продолжала:
— Вы писали Баррасу?
— Писал.
— Просили у него уполномочия.
— Здешний край наполнен разбойниками.
— Знаю.
— Роялисты грабят, жгут, убивают…
Актриса не изменилась в лице. Солероль продолжал:
— Если все эти люди не будут расстреляны или не погибнут на эшафоте…
— Что же тогда случится?
— Республика погибнет!
— Это было бы жаль! — прошептала Ланж иронически. — Поэтому я могу только хвалить ваши усилия… Но…
Она сделала ударение на последнем слове.
— Я должен сделать исключения? — поспешил спросить Солероль.
— Может быть…
— Я должен буду пощадить некоторых людей?
— Вы очень сообразительны.
— Кто же эти люди?
— Я их вам назову в свое время и в своем месте.
— Вы?
— Любезный генерал, — сказала Ланж с самой обольстительной улыбкой, — запомните хорошенько эти слова: «Баррас делает все, что я хочу».
Солероль поклонился.
— Следовательно, я заставлю вас сделать все, что я хочу.
— Для того чтобы я вам повиновался, нет никакой необходимости в вашем влиянии на Барраса, — отвечал Солероль, усиленно любезничающий, — вам стоит только говорить — я буду вашим невольником.
— Это очень любезно, — отвечала актриса, смеясь, — это даже благоразумно. Но будем говорить еще. На чем остановились ваши действия?
— Против поджигателей?
— Да.
— Сейчас они все объединились. Их около двухсот.
— Неужели? — спросила Ланж, притворившись удивленной.
— Все аристократы присоединились к ним и слуги аристократов. Замысел не удался.
— Как это?
— Кажется, хотели возмутиться в восьми или десяти департаментах одновременно. Это обширный заговор роялистов. Но здешние слишком поторопились, они подняли знамя восстания слишком рано, другие еще не готовы.
— И они остались одни?
— Именно.
— Стало быть, их легко уничтожить? — спросила Ланж, по-видимому, очень интересовавшаяся торжеством Республики над роялистами.
— О! — сказал Солероль, который счел минуту удобною, чтобы придать себе важность. — Я с ними расправлюсь, но другой на моем месте ничего не сумел бы сделать.
— Почему же?
— Я вам объясню: я здешний, я имею здесь влияние.
— А!
— Мне верят. Когда я сказал, что поджигатели — роялисты, мне поверили.
— А до тех пор сомневались?
— Сомневались, даже и не предполагали. Роялистов любят здесь; и если бы из Парижа прислали генерала неизвестного, человека чужого здесь, то теперь бы все крестьяне пошли за инсургентами.
— Между тем как теперь, — прибавила Ланж, по-видимому, разделявшая мнение Солероля, — их только двести?
— Да.
— Но ведь вы их уничтожите разом, генерал?
— Ну, они хорошо укреплены.
— В каком месте?
— В трех лье отсюда, на другом берегу Ионны, в лесу. Они ведут с нами партизанскую войну, войну отчаянную. Лес покрыт скалами, густым кустарником, пещерами.
— Но вы имеете значительные силы в вашем распоряжении?
