— Да это сумасшедший! — вскричал Баррас.
— Нет, гражданин директор, — продолжал Каднэ, — и я докажу вам, что я в полном рассудке и что я говорю правду.
Баррас пожал плечами. Нисколько не смущаясь, Каднэ продолжал:
— Я видел сейчас, входя сюда, человека, который хорошо знал меня живого.
— А! Неужели? — сказал Баррас насмешливым тоном.
— Это Дюфур, бывший поставщик, толстяк, заседавший в революционном трибунале. Он меня узнает, потому что он находился в числе тех, которые осудили меня.
— Милостивый государь, — сказал Баррас, слегка топнув ногою, — вы пришли ко мне забавляться — это очень хорошо, но я был бы крайне признателен, если бы вы сократили эту мистификацию.
— Вы увидите, что я совсем вас не мистифицирую! — вскричал Каднэ. — Мой добрый друг Дюфур, подите сюда на минутку!
Каднэ обращался к человеку, который переходил в эту минуту в соседнюю залу и остановился на пороге той комнаты, где находились Баррас и госпожа Тальен.
Это был толстяк с красной физиономией, подбородком в три этажа, с улыбающимися глазами, с перстнями на всех пальцах, с бриллиантами во всех перстнях, с бриллиантами на рубашке и на сюртуке.
— Черт побери! — закричал ему Каднэ. — Вы выглядите, как голкондский рудник, любезный Дюфур!
Гражданину Дюфуру, бывшему поставщику армий и судье революционного трибунала, было так лестно быть допущенным в группу, центр которой составляла госпожа Тальен, что он поспешил подойти. Он посмотрел на Каднэ, лицо которого было также татуировано, как и тело, и не мог удержаться от смеха.
— У вас хорошая память, гражданин Дюфур? — спросил Каднэ.
— Превосходная, — отвечал бывший судья.
— Помните ли вы людей, которых судили при вашем участии?
Дюфур сделал гримасу. Он подумал, что дикарь хочет его мистифицировать, но тот, положив руку на его плечо, спросил:
— Вы помните маркиза Каднэ?
— Ах! Да… Он был осужден.
— Вы это знаете наверное?
— Еще бы! Осужден и казнен; я видел, как он шел на эшафот.
Каднэ обернулся к Баррасу с торжествующим видом.
— Вы видите? — сказал он.
— Вижу, — отвечал Баррас, — что маркиз Каднэ был казнен и что, следовательно, это не вы.
— Я.
— Я очень хорошо помню этого молодого человека, — наивно сказал Дюфур.
— Вы узнали бы его, если бы он вышел из могилы?
— К несчастью, так не бывает, — сказал бывший поставщик.
— Все равно, я настаиваю на этом и спрашиваю вас: узнали бы вы его?
— У меня черты его в памяти, как будто я вижу его перед собой.
Каднэ обернулся к Баррасу.
— Гражданин директор, — сказал татуированный, — терпение есть добродетель людей, управляющих народами… Будьте терпеливы до конца.
Эта лесть разгладила лоб Барраса.
— Чего хотите вы от меня, господин выходец с того света? — спросил он.
— Губку и воды, — отвечал Каднэ.
— Для чего?
— Вымыться для того, чтобы гражданин Дюфур меня узнал.
В то же время он положил руку на плечо Марион.
— А вот эта хорошенькая девушка мне поможет, — сказал он.
Баррас слушал с изумлением. Самоуверенность этого человека, который выдавал себя за мертвеца и требовал губку и воды, как живой, сбивала с толку директора, однако он сказал ему, указывая на дверь:
— Войдите в мою уборную, вы найдете там то, что спрашиваете.
Каднэ взял за руку Марион и увел ее, прежде чем госпожа Тальен, Баррас и Дюфур успели ему воспротивиться.
— Странного человека представили вы мне! — сказал Баррас госпоже Тальен.
Молодая женщина еще не опомнилась от впечатленя, которое произвело на нее представление Каднэ.
— Любезный директор, — сказала она Баррасу, — уверяю вас, мой друг — очень любезный молодой человек, несмотря на свою татуировку.
— Скажите же мне его имя.
— Маркиз де Каднэ.
— Как! И вы о том же?
— Я всегда его знала под этим именем.
— Но маркиз де Каднэ умер! — вскричал Дюфур. — Я сам его осудил…
— Стало быть, он спасся…
— Нет, я знаю наверняка, что его гильотинировали.
— Стало быть, это другой Каднэ! — сказала госпожа Тальен.
— С каких пор вы знаете его?
— С 1792-го.
— Все это довольно странно! — прошептал Баррас. — И мне любопытно знать…
— Вот он возвращается, — сказала, улыбаясь, госпожа Тальен.
Гражданин Каднэ заперся с Марион в уборной директора Барраса. Марион была бледна, как смерть, и зубы ее стучали.
— Ну, — сказал Каднэ, наливая воды в таз, — что ты думаешь о моем приезде сюда?
— Жорж… Жорж… — прошептала Марион, сложив руки, — и вы также хотите умереть?
— О! Я ничего не боюсь…
— Берегитесь, — пролепетала она с возрастающим ужасом, — революция еще не кончилась. Везде танцуют, и я продаю цветы, но много еще голов падет.
— Моя крепко держится.
— И он также это говорил…
Каднэ увидел слезу на бледной щеке молодой девушки.
— Бедная Марион! — сказал он. — Но погоди, час мщения близок, и мы отомстим за него.
— О! Я боюсь… Я боюсь… — прошептала цветочница.
— Хорошо, но повинуйся.
Эти три слова были произнесены Каднэ со смесью доброты и твердости. По тону его голоса можно было угадать, что он абсолютный властелин этой женщины. Марион наклонила голову.
— Что надо делать? — спросила она покорно.
— Там сегодня танцуют.
— А! — сказала Марион, вздрогнув.
— И мне хотелось бы отвезти туда человека, который не ожидает приглашения.
— Кто этот человек?
— Баррас.
— Он! — прошептпла Марион с ужасом. — Палач среди жертв!
— Наступает иногда час, когда палач боится и раскаивается в пролитой крови. Но слушай: твоя красота произвела на него сильное впечатление… Он самонадеян, этот любезный директор, и воображает, что все женщины должны в него влюбляться… Он, наверно, будет ухаживать за тобой нынешнюю ночь.
Марион чуть заметно пожала плечами.
— И если он попросит у тебя свидания в парке, ты должна согласиться.
— Я?
— Да.
— Но… Что же случится? О, Боже!
