— Что с вами? — спросил его барон. — Не случилось ли несчастья с Мишлиной?
— Нет. Несчастье случилось с вами, вы сегодня предстанете перед революционным трибуналом.
Бюзансэ начал улыбаться и сказал: «Я готов». Его действительно повели в трибунал, и в тот же самый день он был осужден на смерть. «О, Боже мой! — шептал он с отчаянием, — неужели я умру, не поцеловав даже Мишлину!»
— Я приведу ее к вам, — сказал тюремщик.
— Когда?
— Сегодня вечером.
Осужденный начал дрожать, как лист на ветру.
— О! — сказал он. — Только бы она захотела прийти!..
— Она придет, — отвечал тюремщик, — я ей говорил о вас. Она обещала мне прийти.
В самом деле Мишлина была вечером приведена в тюрьму осужденного, она пробыла там два часа, прислушиваясь к пылким словам человека, который любил ее и готовился умереть. Он покрывал ее руки поцелуями, получил от нее прядку волос, которые желал иметь на груди, когда пойдет на казнь. Наконец настал час разлуки, и Бюзансэ хотел оставить Мишлине на память что-нибудь. У него ничего не было, кроме часов — часов, осыпанных бриллиантами, фамильной драгоценности. Мишлина взяла эти часы и ушла, заливаясь слезами. На другой день барон погиб на гильотине. С этий минуты Мишлина перестала петь. Она полюбила бедного барона. Но однажды на одной площадке с молодой девушкой поселился небезызвестный тебе человек.
— Солероль? — спросил Курций.
— Именно.
— Он влюбился в Мишлину?
— Нет, не в нее, а в часы. Как-то он сказал ей: «Вы должны продать мне эту вещь… Мне хочется ее иметь».
— И Мишлина отказала?
— К своему несчастью, бедняжка.
— Как это?
— Солероль донес, что она любила аристократа.
— И ее арестовали?
— В тот же вечер.
— И она была осуждена?
— Ее гильотинировали через два дня.
— Вот ведь как! — с отвращением сказал Курций. — Да он еще подлее нас.
— Это уж точно!
— А часы?
— Часы были переданы в канцелярию, и начальник, который был приятелем Солероля, попросту отдал их ему.
В эту минуту Солероль приподнял опьяневшую голову и раскрыл один глаз.
— Ты лжешь, Сцевола, — сказал он, — я за них заплатил.
XLVI
Брюле и Заяц, выйдя из столовой, где Сцевола рассказывал историю часов, взяли друг друга под руки, как лучшие друзья на свете. Брюле с сыном были ночные птицы, они не любили ложиться спать в сумерки, как все крестьяне, хотя иногда вставали с рассветом, притом в этот вечер Брюле начал сильно задыхаться.
— Мне нужно на воздух, — говорил он.
— Ваше желание будет исполнено, папаша, — отвечал, улыбаясь, Заяц, — Хотя холод ужасный.
— Мне нужно выговориться, — прибавил Брюле.
— Пойдем туда.
Сын повел отца к скирдам хлеба, которые лежали на дворе. Здесь они разместились так, что могли видеть все вокруг, будучи уверенными, что их никто не подслушает.
— Теперь вы понимаете, — начал Заяц, — сестра моя, Лукреция, натворила много разных дел.
Брюле сжал кулаки.
— Я ее убью! — сказал он.
— Это так только говорится, — с насмешкой возразил Заяц. — Лучше сделать ее полезною для нас.
— Каким образом?
— Я уверен, что она ненавидит Солероля.
— И я также.
— И что она любит…
Брюле вздрогнул.
— Да, она любит графа Анри, не правда ли? О! Вот это то, что мне и мешало служить роялистам.
— Вы ошибаетесь, папаша.
— Как? — спросил фермер. — Она любит не графа Анри?
— Нет.
Заяц твердо произнес это слово, потом принял таинственный вид и прибавил:
— Я знаю многое.
— Что ты знаешь? Говори! — вскричал Брюле.
— Я буду говорить… Если…
— Ну, не тяни!
— Если вы мне обещаете не делать глупостей.
— Хорошо, — спокойно сказал Брюле. — Я тебя слушаю.
— Вы ненавидите графа Анри, не правда ли?
— О! Я охотно содрал бы с него кожу.
— Потому что вы думаете, что Лукреция погубила себя из-за него?
— Да.
— Это все вздор. Лукреция любила графа Анри, но граф никогда не любил Лукреции.
— Ты уверен?
— Ведь вы знаете, что граф Анри любил свою кузину.
— Это не причина, — пробормотал Брюле, — эти аристократы считают позволительным все; они любят одних, ухаживают за другими. Но кого же любила Лукреция?
— Капитана.
— Бернье?
— Его. Она влюбилась в него в Париже…
— Ты это знаешь наверняка?
— Наверняка. Когда подслушиваешь у дверей, всегда узнаешь что-нибудь. Помните пожар на ферме?
— Мне ли не помнить?!
— Вы знаете, что в эту ночь капитан убежал и что Лукреция, которая пришла к нам ночью, также пропала?
— Да. Ну и что дальше?
— Капитан унес ее на руках.
— Куда?
— К Жакомэ, где оставил ее, а сам пришел сюда. Начальник бригады вам рассказывал, как все было?
— Если капитан не умрет от двенадцати ударов штыком, я его убью.
Заяц пожал плечами.
— Папаша, да вы рехнулись, кажется, — сказал он.
— Это почему?
— Напротив, надо вылечить капитана.
— Для чего?
— Он женится на Лукреции.
Фермер не подумал об этом.
— Ты думаешь, что он захочет? — сказал он.
— Ведь он ее любит.
— Это правда, — сказал Брюле и задумался.
— Ш-ш! — сказал Заяц.
— Что такое?
— Я слышу шум.
Заяц лег ничком на стог, где его серая блуза смешалась с цветом снопов. Брюле последовал его примеру, и оба стали прислушиваться. Легкие шаги скользили по снегу по другую сторону двора. В то же время Брюле и его сын услыхали шепот. Заяц приподнял голову, чтобы заглянуть через стену.
— О! — сказал он.
— Что такое? — спросил Брюле.
— Мишлен прохаживается по огороду с какой-то женщиной.
— С женщиной… Это, верно, дочь фермера Кантера. Она, кажется, помолвлена с Мишленом?
