— Что с тобою? — спросил Солероль.
— А то, что дела идут дурно, — отвечал Брюле. — Роялисты взяли Антрен нынешней ночью.
— Мне этого не говорили, — сказал Сцевола.
— Завтра они возьмут Кламси, — продолжал Брюле.
— О! До завтра я их всех истреблю, до последнего.
— Извините меня, — с насмешкой возразил Брюле, — вот уж скоро месяц, как вы это говорите, а до сих пор вы истребляли только бутылки.
Сцевола расхохотался.
— Ты знаешь кратчайшую дорогу отсюда в Оксерр?
— Да, через лес.
— Сколько надо часов, чтобы дойти туда пешком?
— Три часа.
— А верхом?
— Это все равно, лошадь не может ехать там рысью.
— Ну, тогда отправляйся в Оксерр.
— Я? — спросил Брюле, притворяясь удивленным.
— Ты. Проводи гражданина Курция.
Когда начальник бригады произносил это имя, вошел Курций.
— Вот тебе дело, — сказал Солероль. — Ты ведь любишь произносить речи.
— Я оратор, — скромно сказал Курций.
— Ну, так скажи речь…
— Где?
— В Оксерре.
— Кому?
— Армии и муниципалитету.
— Это по мне. Я надену мундир и шарф.
— Оседлай лошадь для гражданина Курция и лошадь для себя, — обратился Солероль к Брюле.
— Я пойду пешком, — отвечал Брюле, — мне вместо лошади нужно ружье.
Брюле вышел. Заяц ждал его в коридоре.
— Вы видите, что я прав, подслушивая у дверей, — сказал он.
— Я никогда не опровергал этого.
— Что делать?
— Я еще не знаю… Однако…
Брюле почесал за ухом.
— Не освободиться ли дорогою от гражданина Курция? — предложил Заяц.
— Фи! Этот толстяк не так плох.
— Нет, но он возмутит Оксерр. Ах, какая смешная мысль пришла мне в голову!
— Ты хочешь его убить?
— О, нет! Это гораздо смешнее.
Заяц расхохотался.
— Объяснись, — сказал ему Брюле.
— Я сейчас вам расскажу, пока вы будете седлать лошадь.
Когда Брюле проходил через двор замка в конюшню, он встретил Мишлена.
— Ты нам нужен, — сказал ему Заяц.
— Хорошо, — сказал Мишлен, — так как вы теперь на стороне мадам Солероль, я вам буду повиноваться.
Он пошел за Брюле и Зайцем в конюшню. Курций показался в окне комнаты бригадного начальника.
— Эй, Заяц! — закричал он.
— Чего ты хочешь, гражданин? — спросил Заяц, который угождал Курцию, говоря ему «ты».
— Поди, возьми мои пистолеты и положи их в чушки седла.
Заяц сходил за пистолетами, когда он воротился в конюшню, то вынул из пистолетов пули и положил их себе в карман.
— Эти два пистолетные выстрела не сделают вреда тем, кому они достанутся. Теперь я скажу вам мою мысль.
— Слушаю тебя, — кивнул Брюле.
XLIX
Какая была мысль Зайца и каков был результат его разговора с Мишленом и Брюле — это мы можем узнать только, проводив последнего по дороге из замка Солэй в Оксерр.
Брюле, оседлав лошадь и поддержав стремя Курцию, пошел вперед. Дорога, которая вела в Оксерр по лесу, была едва видна. Курций был не мастер ездить верхом, он был кабинетный бюрократ и редко вставал со своего кожаного кресла.
«Я человек пера, а не шпаги», говаривал он.
Курций ездил верхом только три раза в жизни, но эти три раза случились в достопамятные дни. Первый раз ему было двадцать два года, он был клерком у нотариуса и не мечтал о высокой должности, предназначенной ему судьбой. Нотариус был призван к соседнему дворянину, который хотел написать завещание перед смертью, и взял Курция с собой. Курцию досталось ехать на полуторагодовалом жеребце, и три часа будущий патриот ерзал на лошади, то и дело совершавшей страшные прыжки. Прошло десять лет, настала революция, Курций был назначен капитаном народной милиции в своей деревне. Он был принужден во второй раз сесть на лошадь. Несмотря на его новенькие эполеты, лошадь сбросила его прямо на площади, и Курций воротился домой, хромой и сильно ушибленный. В третий раз Курций ездил верхом не на лошади, а на осле в Монморанси в одно весеннее утро, в компании с несколькими приятелями из министерства, обожавшими вишни. Осел так же поступил, как лошадь народной милиции, и этих трех уроков было вполне достаточно для гражданина Курция. Но как же признаться бригадному начальнику, что он не смеет сесть на лошадь, когда тот обрисовал Курцию восхитительную перспективу держать речь перед народом! Курций вооружился мужеством и, крепко ухватившись за поводья, сел на лошадь, которую оседлал ему Брюле. Лошадь эта, довольно некрасивая, была очень резвой. При первых ее шагах Курций, основательно подрастерявшись, с отчаянием ухватился за гриву. Увидев это, Брюле взял лошадь за узду.
— Держитесь хорошенько, — сказал он, — и не бойтесь…
Но Курций был очень взволнован и собирался уже воротиться.
— За сколько времени мы доедем до Оксерра? — спросил он.
— За три часа, — отвечал Брюле.
— А рысью можно ехать?
— Изредка, мы ведь спешим.
— Я бы лучше пешком, немножко…
— Когда будем проезжать Косолапую долину, если вам станет страшно, сойдите.
— Какая еще Косолапая долина?
— Это очень глубокий овраг, обрамленный отвесными скалами.
— Там очень опасно?
— Верхом — да, лошадь может оступиться, и вы полетите футов на сорок в глубину.
— Я сойду. Я люблю ходить пешком.
— Это место опасно еще и в другом отношении.
— Как так?
— Шесть лет назад там приходилось плохо…
— Кому?
— То одним, то другим. Сегодня патриоты ждали аристократов, а на завтра аристократы отплачивали им тем же… Чему служит доказательством оксеррский мэр.
— А что с ним случилось?
— Был повешен.
— Кем?
— Шайкой шуанов, которые подстерегли его и…
Курций не смог сдержать дрожь.
— К счастью, — сказал он, — сейчас здешние окрестности безопасны.
— Э-э! Как сказать… — покачал головой Брюле.
Курций задумался. Им овладели мрачные предчувствия, однако он продолжал путь. Через час лес сделался гуще и солнечный свет рассеялся.
