«Я погиб!» — подумал Баррас. Но он был храбр, и ему хотелось умереть достойно.
Все это совершилось без шума, и никто из троих похитителей не проронил ни слова. Как только дверца затворилась, возница стегнул лошадей, и карета понеслась. Один из похитителей выхватил из-за пояса кинжал. Луч от фонаря, упавший на лезвие, заставил сталь бросить искру. Баррас вздрогнул.
— Милостивый государь, — нарушил молчание похититель, — теперь вы можете кричать, вас не услышат. А так как мне нужно поговорить с вами, вам развяжут рот.
Директор узнал голос Каднэ. Сообщник этого последнего тотчас развязал платок.
— Ах ты негодяй!.. — вскричал Баррас.
— Ш-ш! — остановил его Каднэ. — Не бранитесь, или, клянусь честью дворянина, я воткну вам в грудь эту вещицу.
— Меня предупреждали… — прошептал Баррас. — Я должен был остерегаться… Вы хотите меня убить?
— И да, и нет. Да, если вы будете сопротивляться… Нет, если вы покоритесь обстоятельствам.
— Какие же это обстоятельства? — с насмешкой спросил Баррас.
— Любезный гражданин директор, — возразил Каднэ, — до Парижа нам предстоит довольно большая дорога, и я подумал, что вежливость требует освободить вас от этих веревок. Но вынужден заметить, что, если вы попытаетесь бежать, мы должны будем прибегнуть к крайним средствам.
Когда с Барраса сняли веревки, Каднэ продолжил:
— Ну а теперь побеседуем.
— Охотно, — презрительно сказал Баррас.
Директор был человек хладнокровный и понял, что всякое сопротивление будет бесполезно.
— Я вам говорил, что мы едем в Париж, — продолжал Каднэ.
— Неудачное вы выбрали время, — с насмешкой заметил Баррас.
— С первого взгляда — да, потому что мы увезли вас с праздника, который вы даете…
— И, конечно, мое отсутствие будет скоро замечено.
— Вы думаете? — с иронией спросил Каднэ.
— И полиция догонит нас и освободит меня.
Из-под маски Каднэ послышался смех.
— Послушайте, господа, — сказал Баррас, — в эту самую минуту вы сильно рискуете своими головами.
— О! Мы это знаем.
— Вы хорошо сделаете, если убьете меня сейчас.
— Нет, — сказал Каднэ.
— Раз так, то я буду освобожден…
— Кем?
— Полицией.
— Полиция, любезный директор, занимается политическими делами, а не вашими любовными интригами.
— Моими любовными интригами?
— А то как же?
— Ах вот вы как считаете?! — задыхаясь от бешенства, прошептал Баррас.
— Ведь вы ушли с бала под руку с Марион.
— Это правда.
— Что же в этом удивительного в самом деле, что гражданин директор увлекся на несколько часов прелестной цветочницей? И увел он ее в таинственное убежище. Думаю, вы понимаете, что полиция не станет беспокоиться из-за такой безделицы.
— О! Ну а в конце-то концов…
— Когда же полиция займется вами и нами, мы, возможно, уже поймем друг друга.
— Но кто же вы?
— Вы это узнаете после.
— И вы меня везете в Париж?
— Да.
— Для чего?
— Мы везем вас на бал, потому что мои друзья и я рассудили, — сказал с насмешкой Каднэ, — что нам следует вознаградить вас за лишение.
— Милостивый, государь, — надменно сказал Баррас, — вы уже сегодня наговорили мне довольно много пошлых шуток.
— Я никогда не шучу. Мы везем вас на бал — это чистая правда.
Баррас погрузился в свирепое молчание, и люди в масках больше не старались его разговорить.
Лошади скакали во весь опор. За полтора часа они проехали расстояние, отделяющее Гробуа от Парижа. Карета остановилась у Шарантонской заставы.
— Гражданин директор, — сказал Каднэ, — будьте так любезны, назовите себя с улыбкой начальнику поста и не будьте так безрассудны, чтобы звать его на помощь, потому что вы умрете прежде, чем он отворит дверцу.
Баррас был храбр, но он рассудил, что подвергаться верной смерти совершенно бесполезно, и назвал себя офицерам поста, которые, приметив женщину в карете, переглянулись, улыбаясь, и подумали, что директор едет на любовное свидание.
Карета поехала дальше и остановилась на том месте, где раньше была Бастилия.
— Приехали? — спросил Баррас.
— Нет еще.
— Зачем же мы остановились здесь?
— Чтобы исполнить небольшую формальность.
Каднэ вынул из кармана носовой платок.
— Вам надо завязать глаза.
— Но…
— Если только, — холодно прибавил Каднэ, — вы не предпочитаете ночевать в Сене, куда мы отнесем тело, если будем вынуждены превратить вас в труп.
Баррас дал завязать себе глаза, и карета продолжала путь; она ехала еще с час по неровной мостовой тогдашнего Парижа, потом Баррас услыхал звук, позволивший понять, что карета въехала под свод; через минуту экипаж остановился, тогда Каднэ взял Барраса за руку и заставил его выйти.
— Мы приехали, — сказал он.
Директор почувствовал вокруг себя теплую атмосферу и услыхал смутный шум, между тем как свет чуть проникал сквозь его повязку. Каднэ снял с него повязку, и Баррас был буквально ослеплен потоками света, принудившими его на минуту закрыть глаза.
V
Когда Баррас открыл глаза, он бросил вокруг удивленный взгляд.
Директор находился в обширной зале кругообразной формы, освещенной люстрами и канделябрами. Стены были выкрашены красной краской и обставлены скамейками того же цвета. На этих скамейках сидели женщины всех возрастов, но по большей части молодые и прекрасные, в безукоризненных бальных нарядах. Только Баррас был поражен, что у каждой на шее был красный шнурок, обрисовывавший черту, подобную той, которую произвела бы гильотина, если бы отрубленная голова могла опять занять свое обычное место на плечах.
Перед этими женщинами почтительно стояли кавалеры, одетые по последней моде, но без огромного галстука, только что вошедшего в употребление, а, напротив, с открытой шеей. Так же, как и у женщин, у них на шее виднелся красный шнурок — кровавый знак гильотины; кроме того, на лицах у них были маски.
В глубине залы безмолвный оркестр ждал сигнала. Каднэ наклонился к уху Барраса и сказал:
— Только вас ждали, чтобы начать.
— Но где же я? — спросил директор.
— На бале, как вы видите.
— Но… эти замаскированные мужчины… и эти женщины?
