— Брюле, нам некогда теперь вступать в объяснения. Если вы будете нам хорошо служить, вам будут хорошо платить.
— Я хочу прежде отомстить, — отвечал Брюле.
— Кому?
— Начальнику бригады.
— Вы видели его с тех пор, как ваш сын похитил Курция?
— Нет.
— Вы не возвращались в Солэй?
— Нет. Когда я развязал веревки, которыми для смеха меня связал мой мальчик, я взял свое ружье и пришел сюда.
— Итак, начальник бригады думает, что вы находитесь на дороге в Оксерр?
— Именно.
— Вот, что хотелось мне знать, — пробормотал Машфер.
Между тем бедный Курций, крепко связанный и с толстой повязкой на глазах, продолжал свое ужасное и таинственное путешествие. Время от времени Заяц говорил вполголоса, как будто Мишлен был возле него, и каждое из его слов пугало Курция. Заяц говорил:
— Мне кажется, что его будут распинать.
Сердце Курция перестало биться.
— Ага, головою вниз, — прибавил Мишлен.
Наконец через час лошадь остановилась. Курций почувствовал, что его снимают с седла. Его оставили с завязанными глазами и руками, связанными за спиной, но ноги развязали, чтобы он мог идти. Две крепкие руки схватили его за плечи, и повелительный голос, вовсе не походивший на голос его похитителей, сказал ему на ухо:
— Ступай!
Курций почувствовал, что его тащут. Куда его вели? Сначала он шел по лесу, по месту, слегка покатистому, потом прозрачность, которую солнце придавало его повязке, исчезла, ноги его ступали по скользкой земле, и атмосфера сделалась около него ледяною.
«Я в подземелье», — подумал несчастный Курций.
Он шел волею-неволею, потому что его все толкали за плечо. Когда он сделал шагов сто, все спускаясь вниз, голос, который приказал ему идти, сказал:
— Здесь.
В то же время отворили дверь, потому что Курций слышал, как заскрипели запоры. Несчастный перевел дух при этом шуме.
— А! — сказал он. — Меня не убьют сейчас, если сажают в тюрьму.
Когда отворили дверь, его грубо толкнули вперед, и он повалился на рыхлую землю, но он не сделал себе никакого вреда, и он слышал, как заперли дверь, и все вокруг него смолкало. Целый час оставался он на месте, не смея сделать ни шага, ни движения. Он думал: нет ли возле него какой-нибудь раскрытой пропасти, в которую он мог низвергнуться каждую минуту; потом вдруг глухой, страшный, неопределенный шум поднялся над ним, точно будто раскат грома или стук тяжелой телеги с железными колесами, проезжающими под гигантскими сводами моста, — это мельницу привели в движение. В то же время порыв ледяного воздуха бросился Курцию в лицо, и он услышал позади себя шаги, потом сквозь повязку проник свет. Наконец чей-то голос сказал:
— Снимите с него платок!
Когда сняли платок, Курций, ни жив, ни мертв, бросил вокруг себя испуганный взгляд. Он был в погребе, который не могла осветить одна свеча. Его окружали три человека с черными лицами. В углу погреба стоял стол, на котором находились перья, бумага и чернила. Каждый из троих был вооружен кинжалом. Напротив себя Курций приметил отверстие, в которое врывался сырой воздух, в этом отверстии качалось что-то зловещее. Один из троих подошел к этому отверстию, тронул в нем что-то, и тогда опять поднялся шум, тот зловещий шум, который так испугал Курция. Один из трех незнакомцев сказал Курцию:
— Мы тебя бросим под это мельничное колесо и сделаем из тебя славную муку.
Курций упал на колени и начал реветь от страха.
LII
Три человека с черными лицами как будто наслаждались видом этого палача, сделавшегося жертвою, потом один из них, как будто повелевавший другими, сказал Курцию:
— Встань и отвечай!
Голос был повелительный и произвел на Курция какие-то чары. Он встал и сказал плачущим голосом:
— Убейте меня сейчас, но не заставляйте страдать.
— Ты хочешь, чтобы мы над тобою сжалились? — с насмешкой сказал незнакомец.
— О! Вы не убьете меня таким образом, — умолял Курций, смотря на вертящееся колесо с непреодолимым ужасом.
— Жалел ли ты о ком-нибудь?
Курций пытался вооружиться смелостью.
— Я никогда не делал зла, — сказал он.
— Ты не посылал на гильотину аристократов?
— Пощадите! Пощадите! — лепетал Курций.
— Щадят только тех, кто готов раскаяться!
— Я раскаиваюсь… Мои добрые господа… Я раскаиваюсь…
Черный человек начал смеяться и толкнул Курция к колесу. Курций вскрикнул от испуга.
— Отвечай на мои вопросы! — приказал ему черный человек.
— Что вы хотите знать?
— Куда ты ехал, когда тебя схватили?
— В Оксерр.
— С какой целью?
— Я вез приказания генерала.
— Солероля?
— Да.
— И ты хочешь, чтобы над тобою сжались, когда ты друг подобного негодяя!
— Я раскаиваюсь, мои добрые господа.
— Какое доказательство ты нам дашь?
— Я не увижусь больше с Солеролем.
Черный человек пожал плечами.
— Этого не довольно, — сказал он.
— Чего вы еще хотите?
— Ты должен ему изменить.
Говоря таким тоном, незнакомец толкнул Курция к колесу; тот отвечал с покорностью:
— Я сделаю, что вы захотите.
— Ну, становись туда.
Черный человек указал ему на стол, на котором находились перья, чернила и бумага.
— Пиши.
— Кому?
— Солеролю.
Курций так был испуган колесом, все вертевшимся и готовым его раздавить, что не мог не сделать то, чего от него требовали. Он взял перо и стал ждать. Черный человек продиктовал: «Оксерр, 17 января».
— Но мы не в Оксерре, — сказал Курций.
— Пиши.
Курций покорился и написал «Оксерр». Черный человек продолжал диктовать:
«Гражданину бригадному начальнику Солеролю.
Я нашел оксеррский гарнизон, мало расположенным повиноваться мне. Гарнизон отказывается следовать за мною, если вы не выедете на встречу. Я прошу вас тотчас присоединиться ко мне в Оксерре. Брюле, который доставит к вам это письмо, сообщит вам подробности».
Курций написал все это и подписался.
— Хорошо, — сказал ему черный человек, — на сегодня ты спас свою жизнь.
