— Когда?
— Нынешней ночью.
— Все это немножко темно, — обратился Жан Бернен к бригадиру, — гражданин комиссар должен объясниться… Он озяб, и у него путается язык… Я схожу за вином.
С этими словами насмешливый бургундец приподнял дверь погреба и спустился туда с фонарем, оставив Курция и бригадира, освещенных огнем очага. Но, как и все бургундские погреба, погреб Бернена имел другой выход, из которого он вышел, оставив фонарь на бочке, и постучался в дверь соседнего дома.
— Эй, Нику! — сказал он тихо. — Вставай скорее, время не терпит.
LVI
По зову Жана Бернена над дверью дома, соседнего с его домом, отворилось окно, в котором показалась странная голова, заслуживающая очерка. Пусть представят себе красноватое лицо с приплюснутым носом над тонкими губами, маленькие круглые глазки, желтые волосы, перепутанные больше, чем моток шелка, и странную, почти неопределенную улыбку — и глупую и хитрую.
— Поди сюда! — сказал Жан Бернен.
Окно закрылось, потом отворилась дверь и вышел человек с желтыми волосами. Это был колосс, нечто вроде гиганта, с квадратными плечами и с огромными руками и ногами.
— Чего ты хочешь? — спросил он с глупой улыбкой.
— Я тебя пошлю.
— Куда?
— Ты сам знаешь…
— Ах, да!
Жан Бернен наклонился к уху Нику и прошептал несколько слов. Нику слушал с серьезным видом, потом прибавил:
— Кого ты возьмешь?
— Всех патриотов.
— Настоящих?
— Да, тех, которые делают, что я хочу.
Нику громко засмеялся.
— Я схожу за сумой и за палкой, — сказал он.
— Ты понял?
— Все.
— Ступай же скорее, время не терпит.
Жан Бернен воротился в погреб и взял корзину с вином.
— Вот, — сказал он себе, — это заставит их вооружиться терпением.
Он поднялся наверх. Курций разделся, чтобы высушить свою одежду, и сам вертелся перед огнем, как охотничья собака.
— Вот выпейте-ка, — сказал Жан Бернен, ставя корзину на стол.
— Эй, бригадир! Выполоскайте стакан и налейте нам вина.
Бригадир был добрый малый, особенно когда дело шло о вине, он засучил рукава и выполоскал оловянные стаканы, которые стояли на подносе. В это время Жан Бернен говорил Курцию:
— Самые серьезные силы, которыми мы располагаем в Шатель-Сансуаре, это жандармская бригада.
— Но у вас есть национальная милиция.
— Есть.
— Надо собрать ее.
— Я велю бить в барабан на рассвете.
— Нет, не завтра, а сейчас.
— Это невозможно!
— Однако это необходимо, — строго продолжал Курций, — и если вы так мало преданны отечеству, я буду принужден отстранить вас от должности.
— Что вы сказали?
— Отстранить вас.
— Вот это доставило бы мне большое удовольствие! Быть мэром очень неприятно… Особенно нынешнюю ночь… Мне хочется спать… Если вы так думаете… Не стесняйтесь, отстраняйте меня.
Курций побагровел от гнева.
— Дерзкий! — прошептал он сквозь зубы.
Но Жан Бернен откупорил бутылку.
— Но это не помешает вам выпить стаканчик, — сказал он, — вы голодны?
Этот вопрос выдал Курция, связанного по рукам и ногам, Жанну Бернену. Курций был голоден, Курций не ел с утра после отъезда из Солэя, то есть шестнадцать часов. Он отвечал значительным ворчанием. Тогда Жан Бернен открыл шкаф и поставил на стол часть зайца и кусок сыра.
— Вот! — сказал он.
Курций надел рубашку, которая высохла, и сел за стол.
— И ты также должен быть голоден, — сказал Жан Бернен бригадиру.
— Как же, — отвечал бригадир.
И он сел за стол.
Жан Бернен принес самого крепкого вина. Он налил два полных стакана, один за другим, Курцию, который ел с адским аппетитом.
— Любезный комиссар, — сказал Жан Бернен, — теперь, когда мы стали добрыми друзьями, поговорим.
— Поговорим, — повторил Курций.
Жан Бернен подмигнул.
— Так в чем же дело?
— Повиноваться мне, — сказал Курций, которому вино возвратило его обыкновенное величие.
— Понимаю. Но как же вам повиноваться?
— Надо поставить на ноги национальную милицию.
— Хорошо!
— И жандармов.
— Это не мое дело, а бригадира.
— Когда так, приказываю вам, бригадир, нужно посадить ваших людей верхом.
— Сейчас? — спросил бригадир.
— Через час.
Бригадир почесал за ухом.
— Черт побери! — сказал он.
— Это необходимо, — повторил Курций.
— Гм! Оттого, что…
— Кончайте, и посмотрим, какую причину найдете вы, чтобы не повиноваться.
— Очень простую.
— Посмотрим.
— Наши солдаты сегодня ездили в объезд.
— Что же за беда?
— Они устали.
— Никогда не должен уставать, когда служишь отечеству.
— Слова-то хорошие, — сказал бригадир, — но наши лошади измучились.
— Ступайте пешком.
Бригадир налил себе последний стакан вина и встал, вздыхая.
— Иду в жандармские казармы, — сказал он.
— И чтобы через час мы были в дороге, — повторил Курций.
— Будем, — отвечал бригадир.
Он направился к двери, Жан Бернен отворил ему и шепнул:
— Не торопись, этот человек сбивает нас с толку.
— Постарайся напоить его, — подсказал жандарм.
— Я постараюсь отправить его под стол, — пробормотал Жан Бернен.
Жан Бернен воротился к Курцию, который все ел.
— Итак, мы едем в Солэй? — спросил он.
— Да.
— Нынешней ночью?
— Да.
— Как это смешно!
— Что!
— Может быть, я не так расслыхал, что вы говорили.
— Я говорил, что мы едем в Солэй.
— Слышу, но зачем?
— Помочь генералу Солеролю.
— Против кого?
— Против роялистов.
— Вот этого-то я и не понимаю, — возразил Жан Бернен с флегмой, раздражившей Курция.
