— И никто не будет иметь сострадания к нему.
Когда Машфер произносил эти слова, бывшие приговором бригадному начальнику Солеролю, к нему подошел мельник.
— Что ты хочешь? — спросил Машфер.
— Я пришел узнать, что делать с этим человеком?
— С каким?
— Который сидит в погребе.
— Надо там оставить его.
— Умереть с голода?
— Нет, — отвечал Машфер, — но ему не худо почувствовать боль в желудке.
— Когда мне отнести ему есть?
— Сегодня к ночи.
Машфер и Ланж воротились на мельницу. День прошел, настала ночь. Но в этот день сделали многочисленные приготовления, приготовления таинственные, которые показывали близкий отъезд. Два товарища Машфера ушли в своих костюмах сплавщиков в Мальи и привели оттуда лошадей якобы для того, чтобы вести бичевой паром с лесом, как говорили они. Третий лил пули и приготовлял порох. Мельник остановил колесо своей мельницы и отослал крестьянина, который приходил молоть муку.
Когда пробило девять часов на медных часах, находившихся на кухне, Машфер сказал Ланж:
— Нам надо расстаться.
— Расстаться! — вскричала она.
— Надолго… Или на несколько часов… Как ты желаешь.
— Что ты хочешь сказать?
— Хочешь разделить наши опасности, нашу странствующую жизнь?
— Хочу ли? Ведь я приехала для этого.
— Но, несчастная! Неужели ты хочешь оставить Париж, театр, эту толпу, которая аплодирует тебе каждый вечер?
— Но я тебя люблю.
— Когда так, оставайся! — просто сказал Машфер.
— Ты добр, и я люблю тебя, — сказала Ланж, обвив его шею своими белыми руками.
— Но все-таки нам надо расстаться.
— Ах, Боже мой!
— На несколько часов.
— Ты сейчас оставишь меня?
— Нет, ты уедешь к нашим братьям.
— Одна?
— О нет! — возразил Машфер, улыбаясь. — Я тебе нашел лошадь и проводника.
— Когда же я поеду?
— Когда придет твоя лощадь.
— Какая лошадь?
— Большая рабочая лошадь, которая отвезет тебя и друга, который будет провожать тебя.
Жак, кривой мельник, был вдовец и сохранил всю одежду своей жены.
— Сударыня, — сказал он Ланж, — если вы поедете в вашем платье, вас, пожалуй, арестуют.
— Солероль, наверно, послал за тобой в погоню, — сказал Машфер.
— Надо переодеться?
— Конечно.
— В мужскую одежду?
— Нет, — улыбаясь, возразил Машфер, — женщину, одетую мужчиной, всегда узнают.
Мельник разложил перед Ланж платья своей жены.
— Она была так же высока, как вы, и почти такая же красавица, как вы, — прибавил он, улыбаясь.
Машфер вышел на порог мельницы и посмотрел по направлению к Мальи. Издали слышался лошадиный топот.
— Это ты, Гастон? — спросил Машфер.
— Я, — отвечал Гастон.
— С лошадью?
Машфер пошел навстречу Гастону и увидел, что он ведет лошадь за узду. Он взял его за руку и сказал:
— Я поручу тебе Ланж, и ты проводишь ее в нашу главную квартиру.
— Бедная женщина! — сказал молодой человек. — На какую жизнь она осуждает себя?
— Но если вы будете задержаны, — прибавил Машфер, — будь осторожен, потому что она чрезвычайно смела и будет драться, как мужчина.
Ночь была светла, как накануне, и луна сияла на безоблачном небе. Ланж надела костюм крестьянки, запачкала себе руки наскобленным кирпичом, чтобы подражать загару, и спрятала свои прекрасные волосы под чепчик из полосатого ситца с таким искусством, что ее нельзя было не принять за уроженку окрестностей Шато-Шинон. Дворянин, переодетый сплавщиком, вскочил на лошадь; Ланж поместилась за ним. У него висело на перевязи ружье, а под блузою были два пистолета и кинжал.
— Будьте спокойны, — сказал он Ланж, — мы не подвергаемся никакой опасности.
— О! — сказал она. — Я ничего не боюсь, когда я с Машфером или с его друзьями.
Машфер написал несколько слов карандашом иероглифическими знаками на листке из памятной книжки.
— Вот твой паспорт, — сказал он, подавая его Ланж, — это для Каднэ.
Ланж уехала. У Машфера забилось сердце.
— Только бы у них не было дурной встречи… — прошептал он.
— О! Не бойтесь, месье Машфер, — сказал Жак Кривой. — Ваш друг как настоящий сплавщик, а дама еще лучше переодета. Им придется проезжать только одно дурное место.
— Ты говоришь о Шатель-Сансуар?
— Да. Но я советовал вашему другу повернуть налево и не оставаться в деревне.
— А если они повстречаются с жандармами?
— Я и на этот случай дал вашему другу хороший совет.
— Какой?
— Позволить арестовать себя и спросить мэра.
— Жана Бернена?
— Да.
Улыбка мелькнула на губах Машфера.
— Однако это свирепый патриот, — сказал он с иронией.
Жак Кривой начал смеяться. Машфер посмотрел на часы, было девять часов.
— В путь! — сказал он.
Три других дворянина, переодетые сплавщиками, а также Заяц и Мишлен были готовы. Лица у них были выпачканы сажей, и они были вооружены с ног до головы. Но когда они готовились следовать за Зайцем до того места, где должны были овладеть Солеролем, мальчик сделал самое благоразумное замечание:
— Месье Машфер, — сказал он, — папаша Брюле поздно придет в Солэй, и если начальник бригады пьян, ему будет трудно тронуться с места.
— Ты думаешь, что он не поедет?
— Я это не говорю, но мне пришла хорошая мысль.
— Посмотрим.
— Надо послать Мишлена в Солэй, он увидит отца и воротится к нам.
— Как хотят, — сказал Мишлен, — у меня ноги хорошие.
— Ступай! — сказал Машфер.
Мишлен ушел по тропинке, которая шла возле Волчьего прыжка.
— В путь! — повторил Машфер.
Но в эту минуту Жак Кривой прибежал с испугом.
— Не уходите! — кричал он. — Не уходите!
— Почему же? — спросил Машфер.
— Я относил изменнику есть…
— Ну?
— Его там уже нет…
— Невозможно! — сказал Машфер. — Он не мог выбить дверь.
— О, нет!
