— Говори! — повторил Брюле глухим голосом, в котором скрывалась буря.
— Что же мне говорить? Я ничего не знаю…
Заяц продолжал выказывать сильный страх, по крайней мере Брюле так казалось.
— Ты знаешь, куда бригадный начальник прятал свои деньги?
— Знаю.
— Скажи мне!
Вдруг Заяц переменил позу, физиономия его приняла насмешливое выражение, и он прямо посмотрел отцу в лицо.
— Бригадный начальник, — сказал он, — прятал свои деньги в левом ящике.
Брюле вздрогнул.
— И эти деньги взяли…
— Кто?
— Вы, папаша.
— Ты лжешь!
— Полноте, папаша, вместо того чтобы хитрить со мною, вам следовало бы иметь бы ко мне поболее доверия. Вы видите, что я не дурак.
— Да, и ты знаешь больше, чем говоришь.
— Может быть.
— В замке есть деньги.
— Это наверняка.
— И ты знаешь, где они?
— Может быть.
— Но и я хочу знать это, — с гневом сказал Брюле.
— И для этого-то вы хотите меня убить?
— Я тебя убью, если ты не скажешь.
— Тогда вы ничего не узнаете, потому что мертвые не говорят.
Хладнокровие Зайца раздражило Брюле.
— Ты, верно, хочешь меня принудить убить сына! — сказал он.
— Нет, я скажу.
— А, наконец! — произнес Брюле, опустив дуло ружья.
Заяц продолжал:
— У начальника бригады был железный сундучок, а в этом сундучке лежало тридцать тысяч золотом.
— Ты знаешь, где этот сундучок?
— Знаю.
— Говори же скорее!..
Брюле опять взял ружье.
— Я хочу поделиться с вами, — сказал Заяц.
— Поделиться! — воскликнул Брюле, который нашел это предложение неприличным.
— Ну да!.. Это мне кажется справедливо.
— Пятнадцать тысяч!
— Да, когда там тридцать.
— Что же ты хочешь делать с этими деньгами?
— Я хочу купить ферму и поселиться там.
— Ферму нельзя купить за пятнадцать тысяч.
— Ведь у меня еще есть деньги.
Брюле вспомнил. о деньгах, которые Ланж дала Зайцу и которые тот спрятал в Лисьей норе. Заяц продолжал:
— Я вам скажу, как я узнал, что у бригадного начальника тридцать тысяч золотом.
— Ну?
— В одну ночь, наловивши кроликов, я воротился в замок через кухню. Солероль был один в столовой. Я увидел луч света под дверью и посмотрел в щелку замка: Солероль стоял у стола и считал луидоры. На столе находился сундучок, о котором я вам говорил. Солероль бормотал сквозь зубы, но я слышал, что он говорил…
— Что же такое?
— А вот: «Солероль, мой милый, надо все предвидеть; если Республика погибнет, ты только что успеешь улепетнуть из Франции, где тебя пошлют на эшафот. Но для этого нужно иметь деньги… И вот тебе тридцать тысяч ливров».
— Он, верно, положил луидоры в сундучок?
— Разумеется. Потом запер сундучок, надел плащ, бормоча: «Ужасный холод!» Потом заткнул за пояс два пистолета, а сундучок взял под мышку.
— И вышел?
— Да, я только что успел спрятаться в тени коридора. Он вышел из столовой через переднюю в сад.
— А ты за ним?
— Потихоньку. В саду он взял заступ и зарыл сундучок в землю.
— В каком месте?
— Я вас отведу, папаша, если вы хотите идти со мной.
— Хочу ли я! — воскликнул фермер, и глаза его сверкнули алчностью.
Настала ночь, они вышли из комнаты бригадного начальника по маленькой лестнице. В передней они встретили Клемана, старого камердинера покойного маркиза де Верньера.
— Мы трудимся для барыни, старичок, — сказал ему Брюле.
— Я так и думаю, — прошептал старик.
— Следовательно, не удивляйся, что мы выходим ночью, — прибавил Брюле.
— Хорошо, — отвечал старый слуга.
В саду Брюле снова посмотрел на сына.
— Куда ты меня ведешь? — спросил он.
— Знаешь сломанную голубятню в парке?
— Да.
— В развалинах есть подземелье.
— Да, это был погреб.
— Ну, это там…
Брюле хотелось броситься на сына, когда они проходили по крытой и темной аллее, и задушить его, чтобы не делиться, но Заяц угадал эту мысль и сказал:
— Я знаю это место… Его нелегко найти среди каменьев и терновника для того, кто не видел, как я, где бригадный начальник закопал сундучок.
— Пойдем! — сказал Брюле, удвоив шаги.
— О! Нам еще долго идти, и мы имеем время поговорить…
— Ты хочешь говорить, о чем?
— О многом. Нам надо объясниться.
— Насчет чего?
— Ведь мы с роялистами?
— По крайней мере на время, пока Солероль жив…
— А потом?
— А потом я им изменю для того, чтобы отомстить графу Анри.
— Вы его ненавидите?
— Столько же, сколько Солероля.
— А других?
— Я им не желаю ни добра, ни зла.
— Зачем же им изменять?
— Я посмотрю… Если они платят хорошо…
— Вот уже прекрасный задаток, — с насмешкой сказал Заяц, — тридцать тысяч ливров золотом не каждый день валяются на земле.
— Это правда, но… — Брюле нахмурил брови.
— Вам неприятно делиться?
— Ну да! — простодушно сказал фермер. — Разве в твои лета нужны деньги?
— Я слишком молод, не правда ли?
— Да.
— А я нахожу вас слишком старым, папаша. Когда не имеешь зубов, для чего же иметь аппетит?
— У меня еще есть зубы, — с насмешкой сказал Брюле.
— Я хочу сделать вам предложение, папаша.
— Посмотрим.
— Вам очень неприятно делиться?
— Да.
— И мне также. Хотите бросить жребий, кому достанется сундучок?
— Пожалуй.
— Только не здесь… Когда мы его выроем.
Заяц удвоил шаги; Брюле сделался молчалив. «Мне хотелось бы выиграть, — думал фермер. — Всегда неприятно убивать сына, какой бы дрянной он ни был». А Заяц думал: «Я отдал бы экю в шесть ливров, только бы папаша проиграл, а потом мы увидим».
