Присмотревшись внимательнее, постовые увидели человеческий силуэт.
— Огонь! — прокричал Луиджи.
Все выстрелили.
И тогда Паоло ринулся вперед.
Даже львы бывают не столь стремительны.
В руке у юноши был лишь кинжал, орудие, которое, подобно копью и даже сабле, не слишком подходит для ближнего боя.
Для Паоло сей факт не имел значения — никогда еще человек не был так ужасен!
Первый из оказавшихся на его пути солдат умер мгновенно, второй упал на землю, хрипя, остальные закружили вокруг…
Луиджи выстрелил, но попал не в Паоло, а в одного из своих людей; Корсар так проворно перемещался с места на место, что сделался в какой-то степени неуловимым.
Солдаты и так уже были деморализованы Кумерро, и яростная атака Паоло повергла их в самую настоящую панику.
Видя спасение лишь в бегстве, они бросились наутек…
Попытался бежать и Луиджи, но Паоло настиг его в два прыжка и повалил на землю.
В следующее мгновение револьвер Луиджи оказался уже в руках Корсара, и министр полиции мысленно начал прощаться с жизнью.
Придавив противника коленом, Паоло насмешливо промолвил:
— Что, друг мой, полагаешь, пришел твой последний час? Расслабься…
Во взгляде министра забрезжил огонек надежды, но Корсар продолжал:
— В твоем распоряжении есть еще сорок восемь часов. Конечно, я хочу видеть тебя мертвым, но я поклялся отомстить за маркизу. Ты умрешь не от пули, как солдат, а на эшафоте. Наш гонец уже на пути в Неаполь… Так что — до скорой встречи.
И Паоло растворился в ночи.
Луиджи с трудом поднялся на ноги — так страшно ему не было еще никогда.
Глава L. Казнь
Спасти Луиджи не могло уже ничто; Кумерро добрался до Неаполя и передал приказ короля кому следовало.
Полковник швейцарцев не знал, где находится король; ему было известно лишь то, что один из батальонов проводил в горах некую спецоперацию.
Вскочив в седло, он уже через двадцать минут собрал два полка кавалерии и с этими силами направился в указанную Кумерро местность.
Будучи человеком образованным, разбойник собственноручно изложил на бумаге, куда и как именно полковнику следовало ехать, дерзко под этим документом подписался и, воспользовавшись всеобщей суматохой, предпочел украдкой улизнуть.
Луиджи в сложившихся обстоятельствах проявил нерешительность, выставив себя глупцом.
Ему следовало немедленно спуститься в Неаполь, забрать все свое добро и бежать, но он промедлил и был за это наказан.
С рассветом он увидел, что его собственные войска окружены плотным кордоном кавалерии.
Луиджи побледнел.
Полковник швейцарцев решил дождаться восхода солнца; он не желал упустить глубоко ненавистного ему маэстро Луиджи.
Лишь расставив конных часовых и убедившись в том, что прорваться сквозь этот плотный кордон невозможно, полковник направился прямиком к биваку министра полиции в сопровождении дюжины решительно настроенных кавалеристов.
Сам он был при полном параде; скакавший чуть позади адъютант держал в руке приказ короля в развернутом виде.
Луиджи увидел приближающийся эскорт.
«Что делать?
Бежать?
Слишком поздно!
Поднять лагерь на мятеж?»
Делать этого ему не хотелось.
Оставалось лишь сдаться, и, вновь обретя все свое хладнокровие, он вышел навстречу полковнику.
— Сударь, — промолвил последний, — именем короля я вас арестую; сдавайтесь! Вашу шпагу!
— У вас есть приказ? — спокойно спросил Луиджи.
— Да.
— Зачитайте его.
Полковник подал знак адъютанту и, окруженный кольцом сбежавшихся солдат, тот прочел королевский приказ.
Луиджи улыбнулся.
— Я мог бы возразить, полковник, — заметил он, — что его величество сейчас несвободен и его вынудили написать все это, но не стану этого делать. Если моя смерть пойдет королю во благо, то я, верный его слуга, готов умереть ради этого. Вот моя шпага. Да здравствует король!
И, с непринужденностью богатого вельможи, он вручил шпагу полковнику.
Даже в столь щекотливых обстоятельствах этот деревенщина вел себя как человек благородный.
— Вы, двое, — обратился полковник к парочке драгунов, — не спускайте с него глаз. Только пошевелись, — с вызовом бросил он Луиджи, даже не соизволив назвать того «сударь», — и тебе вышибут мозги.
— Вам следовало бы быть более любезными, полковник, — с достоинством промолвил Луиджи. — Все же вы говорите не с каким-нибудь разбойником с большой дороги, а с действующим министром полиции, и я настаиваю на том, чтобы ко мне обращались «ваше превосходительство».
Полковник расхохотался.
— Я настаиваю на этом именем короля, — повторил Луиджи.
— Да ну?
— Именно так. Перечитайте приказ. Король распорядился срубить мне голову, но нигде не сказано о том, что он смещает меня с должности. Там говорится буквально следующее: «Арестуйте моего министра полиции». Так что я все еще министр. — И Луиджи добавил: — На вашем месте, сударь, я бы не забывал о том, что, принося меня в жертву ради своей собственной персоны, король тем самым выказывает мне свое уважение. Он еще будет мне признателен за то, что я не пытался бежать этой ночью, так что те, кто не выкажут по отношению ко мне должной почтительности, могут дорого за это поплатиться.
Луиджи, как обычно, одержал верх — полковник смертельно побледнел…
Вечером в Неаполе, под похоронный звон колоколов, был поспешно возведен эшафот, вскоре обагрившийся кровью — то лишился головы Луиджи Фаринелли, министр полиции короля Франческо.
Пораженные неаполитанцы, ставшие свидетелями этого странного зрелища, наблюдали за казнью в молчании и испуге — Кумерро уже распустил по городу слухи о пленении короля.
Весь Неаполь знал, что Луиджи поплатился жизнью за казнь маркизы Дезенцано…
Был в тот вечер на площади и столетний старец Иаков.
— Этот юнец побеждает надо мной, — прошептал он. — Он становится слишком опасным; похоже, пришло ему время умереть.
И старый еврей в задумчивости побрел прочь.
Глава LI. Развязка
Паоло тоже присутствовал при казни Луиджи.
Ему хватило наглости выпросить у короля пропуск и в одеждах девушки, с которой Франческо как-то раз провел ночь, пройти с этим документом через расставленные полицией и армией форпосты.
