К каждому из них подошло по рабу, и их увели в противоположных направлениях.
Людовик оказался в полуосвещенном будуаре; в глубине его находился альков. Он различил силуэт женщины, лежавшей на кровати, рядом с которой горела лампа.
Юноша почувствовал, как забилось его сердце. Подойти ближе он не осмеливался.
Услышав его учащенное дыхание, девушка внезапно выпрямилась и легко вскрикнула.
Людовик не знал что сказать.
Она встала и расслабленной ритмичной походкой направилась к нему. Ее белое шерстяное платье колыхалось, одновременно обрисовывая и скрывая извилистые формы. Лицо ее выражало необъяснимую кротость; голубые глаза под бархатистыми ресницами светились бесконечной нежностью. Она двигалась, как плывущий лебедь, что не редкость у арабских женщин.
— Добро пожаловать в мою скромную обитель, мой дорогой господин и мой нежный повелитель, — сказала она. — Я так давно жду тебя, что уже начала отчаиваться.
И она припала к его руке губами.
— Я так боялась, что меня обманут, и ты окажешься безобразным. Но ты красив, — простодушно добавила она, — очень красив!
Взгляд ее молил о поцелуе.
Людовик обнял девушку.
— Я все глаза проплакала, так я скучала по отцовскому гарему, — прошептала она. — Я не знала, какого жениха даст мне этот старик, который меня похитил. Но теперь я так счастлива! И я люблю тебя… всей душой люблю!
И она обвила его шею своими изящными ручками, положила голову на его плечо; под складками ткани Людовик чувствовал, как трепещет от любви ее вздымающаяся грудь; он был пылок, он был влюблен…
Он осыпал ее горячими страстными поцелуями, сжал в объятьях…
Глава XI. Брюнетка
Паоло же провели в другую, не менее восхитительную комнату, где его ждали.
Посреди благоухавших цветов, которыми был усеяны ковры и которые в десятках гирлянд — восхитительный декор — висели на стенах, раскачивалась в гамаке, задорно смеясь, молодая женщина.
Сперва Паоло бросились в глаза лишь пышные пряди ее красивых черных волос, которые развевались на ветру и стегали воздух, словно затеявшие какую-то игру ужи.
Он был восхищен.
Богатая шевелюра — одно из самых роскошных достоинств женщины.
Кто не мечтал завернуться в душистые косы возлюбленной, которые так чудесно щекочут шею, окутывают лицо в момент поцелуя!
Волосы подобны парусам — это крылья страсти.
Предоставленные губам возлюбленного, они вздымаются, колышутся, распускаются и ниспадают на плечи; и когда, проворная, симулирующая бегство головка откидывается назад, избегая губ, страстных поцелуев которых так жаждет, когда тело выгибается, но не выскальзывает из объятий, когда глаза блестят счастьем, вам кажется, что эта шевелюра готова вас обнять.
Заметив Паоло, девушка чуть слышно вскрикнула и спрыгнула на ковер; лица ее из-за этого черного-пречерного покрова юноша не видел.
Но тут она одним жестом откинула это сокровище на плечи и предстала перед ним во всем своем великолепии.
У нее было красивое, волевое, с широкими скулами, лицо; в огромных черных глазах бегали лукавые огоньки.
Очертания бедер, шеи, плеч были — возможно, даже слишком — очаровательны и изысканны, а проступавшие то тут, то там ямочки придавали богатым округлостям неожиданную миловидность.
Ее лодыжки, запястья, ступни ног и руки показались Паоло невероятно изящными, но дольше всего взгляд его задержался на высокой, совершенных форм, груди.
Словом, то был тип женщины сильной, энергичной, изысканной, но в то же время неудержимой и страстной.
Застыв на месте, Паоло не сводил с нее восхищенного взгляда.
Она же, сперва озадаченная, внезапно просияла и воскликнула:
— Это он! Конечно же, он!
И поспешно извлекла из саше, что висело у нее на груди, небольшую миниатюру.
Судя по всему, то был портрет Паоло, который заказал и передал девушке Иаков.
— Он, вне всяких сомнений! — повторила брюнетка.
И, откинув миниатюру в сторону, она бросилась в его объятья.
Глава XII. Проклятие
На протяжении трех дней молодые люди, предоставленные самим себе, не видели Иакова.
На протяжении трех дней они предавались любовным утехам, ища уединенные уголки парков, проводя восхитительные ночи, избегая друг друга.
Ни разу их пути не пересеклись.
Наконец утром четвертого дня они проснулись и не обнаружили рядом с собой своих суженых.
Вместо мулаток, которые обычно их обслуживали, у изголовий их кроватей стояли негры с суровыми лицами.
Тотчас же у Паоло и Людовика возникло недоброе предчувствие.
— Иаков ждет, — сказали им негры. — Пойдемте.
И юношей проводили к старику.
Иаков принял их в роскошной гостиной; у ног еврея сидел его верный пес, выглядевший помолодевшим.
— Ну наконец-то, — насмешливо протянул старец. — Мне пришлось послать за вами, так как за три дня счастья ни один из вас не удосужился хоть на минуту оторваться от своих амурных дел, чтобы выразить признательность другу; вы даже на секунду не подумали о том, что ваше блаженство — дело рук старика Иакова. Подобной неблагодарности я от вас не ожидал, но она меня ничуть не удивляет.
Почувствовав справедливость упрека, молодые люди понурили головы.
— Но не будем о грустном, — сказал Иаков. — Пройдемте-ка лучше к столу; нас ждет прощальный завтрак.
— Прощальный? — пробормотал Людовик.
— Так ты уезжаешь? — воскликнул Паоло.
Ни тому, ни другому даже не пришла в голову мысль о том, что Иаков мог, напротив, остаться, а они — уехать, так они привыкли к удовольствиям, душевному покою, радостям страсти.
Иаков улыбнулся, но ничего не ответил.
— Ты нас покидаешь? — спросил Паоло.
— Повторюсь: нас ждет завтрак, — промолвил еврей. — Поговорим за десертом.
Лица друзей омрачились; тон Иакова показался им насмешливым.
«Что за сюрприз он нам приготовил?» — спрашивали они у себя с беспокойством.
Старик поднялся на ноги, оперся на руку стоявшей рядом с ним прелестной девушки и направился в уже знакомую нашим искателям приключений столовую.
Паоло и Людовик последовали за ним.
Поданный завтрак оказался крайне скудным. Диваны из столовой уже убрали, и друзья вынуждены были сесть на жесткие стулья.
Казалось, Иаков наслаждался удивлением юношей, ожидавших увидеть перед собой ломящиеся от яств столы.
