— Так мы вновь займемся каперством?
— Разумеется. Заполучив миллионов двадцать, став могущественными и сильными, мы вступим в открытое противоборство с этим старым колдуном и победим его. — И он добавил: — Обещаю тебе: я сделаю все для того, чтобы этот момент наступил как можно быстрее. Но спешка в этом деле — не помощник; нужно сохранять терпение.
— И потом, — сказал Людовик, — мы всегда можем утешиться. Вокруг столько очаровательных девушек!
— Только не для меня! — промолвил Паоло. — Кроме нее лишь две женщины могли бы заставить мое сердце биться быстрее — Ноэми и маркиза Дезенцано. Но первая страшна как смертный грех, а вторая мертва. Ах, маркиза… Будь она жива, я забыл бы обо всем на свете, — с волнением в голосе проговорил Паоло.
— Она была так красива? — спросил Людовик.
— Она была так же нежна, страстна, желанна, как и та, в Аурелии. Но ко всему прочему маркиза обладала блестящим умом, равный которому у женщин встречаются крайне редко. Я испытывал к ней не только любовь, но и глубочайшее уважение; она была мне не только любовницей, но и сестрой, матерью. Все страсти к ней слились во мне в одно всепоглощающее чувство. Но она погибла…
Паоло вытер выступившие на глазах слезы.
Едва он замолчал, как рядом тут же возник негр, тот самый, который прежде доставлял ему записки от Иакова и Ноэми.
При виде чернокожего посланника Паоло изменился в лице, охваченный предчувствием чего-то важного.
— Это для тебя! — произнес раб и протянул письмо, настоящий шедевр.
Послание было заключено в шелковое саше, прелестно расцвеченное женской рукой. Оно источало приятный запах и радовало глаз своей кокетливой формой.
— Судя по всему, от Ноэми, — сказал Паоло. — Наверное, желает видеть меня, бедняжка!
Молодой человек распустил ленты, которыми был перевязан мешочек и извлек из него лист пергаментной бумаги.
— Точно, от нее! — прошептал он.
И он прочел письмо, которое сделало бы честь и парижанке.
По словам Иакова, Ноэми обожала французские романы и читала их взахлеб. Эта ее страсть нашла выход в ее фразеологии.
«Дорогой мой, обожаемый!
Я уродлива, но моя ли в том вина? Если я в чем и виновата, то лишь в том, что слишком люблю тебя; едва я тебя увидела, как сердце мое устремилось к тебе.
Я не хочу просить от тебя того, что ты не смог бы мне дать, мой бедный ангел.
Будучи уродиной, я готова смириться с тем, что нам больше не быть вместе, и позволить тебе любить других.
Но ты ведь не сочтешь меня слишком требовательной, если я на коленях попрошу тебя о последней встрече.
Увидеть тебя.
Припасть губами к твоей руке…
Услышать твой голос…
Потешить себя иллюзиями…
Это все, о чем умоляет тебя твоя Ноэми.
Если ты сочтешь для себя возможным предстать перед девушкой, которая постарается быть благоразумной, ты придешь.
О, я обещаю вести себя хорошо и буду тебе крайне признательна, если ты найдешь в себе силы исполнить эту неприятную для тебя обязанность.
К тому же, друг мой, ты будешь избавлен от необходимости видеть мое лицо, которое было прекрасным, а стало ужасным; я не стану снимать маску.
Жду тебя.
Приходи… заклинаю.
Ноэми».
— Бедняжка! — пробормотал Паоло.
Последние строки его растрогали.
— Останется в маске! Я пойду к ней.
Повернувшись к негру, он сказал:
— Вот тебе дуро, возвращайся и скажи Ноэми, что я скоро буду.
Вендрамину же он сказал:
— Отправишься в мавританские кофейни и сделаешь там объявление, что я набираю команду, но мне нужны лишь решительные, храбрые парни… Ты же, Людовик, — продолжал он, — иди к Хуссейну и предупреди его о моем скором приходе. О наших планах — ни слова. Попроси у него лишь две тысячи франков на первостепенные нужды и вечером жди меня здесь.
— Ты пробудешь у нее весь день?
— Разумеется. Иначе и быть не может: ведь она так меня любила!
— Золотое у тебя сердце! — заметил Людовик. — Что ж, до вечера.
Забавный парень, этот Людовик: только что был тронут поступком Паоло, но не успел тот пройти и десяти шагов, как француз прокричал ему вслед: — Хорошо тебе развлечься!
Паоло лишь пожал плечами.
Глава XIV. Плевать на лицо!
Корсар направился к небольшому домику, в котором прошло их с Ноэми первое любовное свидание.
У дверей он встретил уже знакомую старушку, которая тщательно заперла за ним дверь.
Юноша не обратил никакого внимания на предпринятые дуэньей меры предосторожности.
Да и чего ему было бояться?
Если бы Иаков желал его смерти, куда легче колдуну было бы убить его в Аурелии.
Старуха провела Паоло в ту же темную комнату, где ему уже доводилось бывать.
Те же сумерки, что и в первый раз.
Паоло улыбнулся.
«Бедняжка! — подумал он. — Она желает напомнить мне о тех сладостных мгновениях».
Дуэнья удалилась.
— Ноэми! — позвал Паоло.
В следующее мгновенье, плача от радости, та бросилась ему на шею.
Против своей воли, он вздрогнул, оказавшись в страстных объятиях девушки. У нее было все то же стройное и грациозное тело, кошачьи ласки, ярко выраженные формы, очарование которых он испытал даже несмотря на царивший кругом мрак.
— Наконец-то! — прошептала она. — Боже, как ты прекрасен!
И она покрыла его сотнями поцелуев.
Затем внезапно отстранилась.
Чуть скрипнули и раскрылись ставни, комнату заполонили потоки дневного света.
Она сидела у окна, он стоял посреди комнаты, глядя на нее.
Она была в маске.
Паоло взял ее руки в свои и покрыл их россыпью поцелуев.
Ноэми нежно его оттолкнула.
— Паоло, — сказала она, — ты был очень добр ко мне, придя сюда, и я благодарю тебя от всего сердца. Но, прошу тебя, прекрати это; останемся друзьями. Ты больше не можешь быть мне любовником. Не разжигай в моей груди этот огонь, мой дорогой ангел. Избавь меня от этих невыносимых страданий.
Он был в замешательстве.
Его страстные взгляды пробегали по локонам черных волос, покрывших ее искушающие и заманчивые плечи, по ее целомудренно драпированному лону, по ее высоко вздымающейся пышной груди.
Не в силах больше сдержаться, он упал, словно ребенок, на колени и обнял ее за шею.
