Тем не менее троица людей в черном последовала за ними, и один из этой троицы вскоре отделился от спутников.
Десятью минутами позже, на углу одной темной улочки, на плечо Карло легла чья-то железная рука, и не успел он даже вскрикнуть, как оказался связанным по рукам и ногам.
В путах, с кляпом во рту, его оставили лежать на одной из аллей.
Какое-то время, катаясь по земле, он пытался избавиться от кляпа и позвать на помощь, но все было тщетно.
Тогда с тяжелым сердцем он замер в ожидании, но никто не проходил по этой мрачной аллее; улица была пустынна.
После получаса беспокойства ему вдруг показалось, что путы его ослабли; прежде они были мокрыми, — когда его связывали, он чувствовал их сырость.
По мере высыхания веревки растянулись.
Эта необычная мера предосторожности, принятая нападавшими для того, чтобы он смог освободиться по истечении определенного времени, показалась юноше крайне странной.
Не обнаружив вокруг ничего такого, что могло бы вывести его на след Марии — нападение было проведено весьма ловко и, судя по всему, готовилось тщательно, — Карло побежал в «Альберго де ла Пасе».
Палача юноша обнаружил сидевшим за столом в компании четырех пожилых женщин; старики о чем-то оживленно болтали.
С наивным добродушием палач пожелал, чтобы этой ночью все гуляли: он заказал пунш.
Дрожащие старческие руки уже поднимали бокалы, когда, бледный как смерть, в таверну ворвался Карло.
— Что случилось? — воскликнули все в один голос.
Прежде чем ответить, юноша выпил стакан пунша, а потом присел за стол.
— Говори! Да говори же! — неслось со всех сторон.
— Марию похитили! — вымолвил наконец Карло.
И посреди установившейся в зале гробовой тишины он рассказал о том, что произошло.
— Ах! — промолвил палач, с трудом сдерживая рыдания. — Бедное мое дитя! Я этого не переживу!
К Карло уже вернулось прежнее хладнокровие.
— Дедушка, — сказал он, — сейчас не время для слабости. Давайте рассуждать здраво.
— А моя дочь в это время находится в руках какого-нибудь мерзавца-аристократа.
Карло отрицательно покачал головой.
— К этому похищению готовились загодя; в этом у меня нет никаких сомнений.
— Что заставляет тебя думать так?
— Эти мокрые веревки, это внезапное нападение, множество других мелочей внушают мне глубокое убеждение в том, что речь не идет о любовном похищении. Очевидно, за нами следили от самого дома.
— Да, — проговорил палач. — Судя по твоему рассказу, это представляется мне вполне вероятным.
— И потом, дедушка, — продолжал Карло, — вряд ли хоть один из неаполитанских развратников жаждет заполучить в любовницы дочь палача!
— Пожалуй, ты прав!
Старик закрыл лицо руками.
— Но тогда кому могло понадобиться это похищение? — пробормотал он.
Внезапно его осенило:
— Оно может быть выгодно только Луиджи.
— Ему-то оно зачем?
— Чтобы принудить меня к назначенной на завтра пытке этой несчастной революционерки.
— Ах, дедушка, как вы заблуждаетесь! Была бы такая необходимость — Луиджи тут же приказал пикету карабинеров окружить наш дом, затем выслал бы к нему взвод сбиров, и вас бы арестовали с тем цинизмом, который отличает все преступные действия министров королей-самодержцев.
— Твоя правда, — вздохнул палач. — Но я тогда немедленно отправлюсь к Луиджи. Если это не его рук дело, он мне поможет, и уже этой ночью поиски моего несчастного дитя начнутся повсюду.
— Думаю, дедушка, — сказал Карло, — с этим нам спешить не следует. Есть во всем этом деле, проведенном с адской предусмотрительностью, некая загадка. Вы знаете, как я люблю Марию! Так вот, ради нее же самой давайте пока не будем обращаться в полицию. Что-то мне подсказывает, что пойди мы туда — и ее жизнь окажется в опасности.
Едва он произнес эти слова, как к их столу подошел гарсон.
В руках у него было письмо.
Раскрыв конверт, палач быстро пробежал написанное глазами и, передав бумагу Карло, спросил у парнишки:
— Кто вручил тебе это письмо?
— Какой-то лаццарони.
— И кому он просил его передать.
— Синьору Пьетелле.
Мужчины переглянулись.
— Ступай! — сказал палач гарсону.
Расспрашивать паренька подробнее не имело смысла: ни дядя, ни племянник не сомневались, что ничего конкретного вытянуть им из него не удастся.
— Видите, — промолвил Карло, — им известен даже ваш «рабочий» псевдоним.
Что до письма, то оно было следующего содержания:
«Палачу Неаполя.
Советуем тебе не предпринимать никаких шагов по поиску дочери. Завтра ты получишь наши указания. Можешь быть уверенным в том, что, если ты их исполнишь, твою дочь тебе вернут целой и невредимой. Если откажешься сыграть назначенную тебе роль, девушка будет обесчещена. Мы рассчитываем на то, что ее жених сумеет убедить тебя послушаться нас, — нам безропотно уступали и более сильные, чем ты, люди. Ничего невыполнимого от тебя не потребуют».
— Вот видите! — воскликнул Карло.
— Увы! — промолвил несчастный отец. — Но что им может быть от меня нужно?
— Даже и не знаю: все это как-то слишком загадочно.
В этот момент где-то вдали раздался шум, нараставший с каждой секундой.
Карло прислушался.
— Что бы это могло быть? — пробормотал он.
Он открыл окно.
Небо на горизонте было багровым.
Постоялый двор вмиг ожил; на улицу высыпали люди, которые с испуганным видом переговаривались друг с другом и бежали в одном и том же направлении.
— Что случилось? — спросил Карло у прохожих.
— Один из кварталов Неаполя горит! — отвечал некий мужчина.
Выбежав на улицу, Карло завернул за угол дома, заслонявшего обзор.
Взору его предстал огромный пожар, который быстро распространялся по противоположной стороне города.
Юноша вернулся к столу.
— Странные вещи происходят, дедушка, — сказал он. — Над Неаполем полыхает зарево; на улице Толедо полностью выгорело аж семь домов, и, поговаривают, пожар начался не сам по себе; по слухам, там видели людей, бегавших по крышам домов с горящими головнями. Одного из злоумышленников едва не поймали, но около сотни человек, с виду — обычных зевак, вдруг пришли ему на помощь и вырвали этого бандита из рук полиции.
В эту секунду забили в набат, и повсюду разнеслись крики «Пожар!»
