Корсар с золотыми волосами знал теперь секрет неаполитанского гарнизона.
С этими паролями он мог пройти всюду; с ними ему многое было по силам!
Без труда раздобыв униформу солдат короля Неаполя, Паоло вырядил около пятидесяти своих корсаров в генералов, полковников, капитанов, сержантов и стрелков.
С наступлением сумерек он повел людей, которые днем по двое прогуливались по городу, к тюрьме, тогда как еще два десятка «солдат» и несколько «офицеров», изображая патрули, блокировали ведущую к тюрьме улицу с обеих сторон.
С дюжиной человек и Вендрамином в генеральском мундире Паоло направился к посту, вроде как с общим обходом.
Постовые взялись за ружье.
Проведя строгую и тщательную инспекцию часовых, Вендрамин и его офицеры решили осмотреть сам пост; караульные и солдаты последовали за ними.
Внезапно один из корсаров «нечаянно» задел единственную лампу, освещавшую помещение, и фитиль погас.
Тотчас же матросы набросили скользящие петли на шеи солдат — те не успели и пикнуть.
После того как лампа вновь была зажжена, и связанных по рукам и ногам гренадеров побросали на их походные кровати, Вендрамин тихонько свистнул.
Прибежал Паоло.
— Отлично! — сказал он. — Эта партия осталась за нами. Займись сменой часовых.
— Понял.
И, взяв с собой четырех «солдат», Вендрамин шагнул за порог, не забыв набросить на плечи плащ и нацепить кивер гренадера, — на сей раз ему предстояло изображать не генерала, а капрала.
Через десять минут все было кончено: один за другим, часовые были обезоружены, связаны и заменены своими людьми.
Путь был открыт: приблизившись к высокой каменной стене тюрьмы, Паоло едва слышно свистнул, как и было условлено, и Луиза, высунувшись из окна, помахала ему рукой в ответ.
— Все идет как по маслу! — сказал Вендрамин.
— Она спасена! — проговорил Паоло.
Вдвоем они наблюдали за тем, как молодая женщина выломала решетку, привязала к другой веревочную лестницу и скинула ее вниз.
Ухватившись за конец лестницы, Вендрамин и Паоло натянули ее таким образом, чтобы перекладины под ногами беглянки не шатались, и маркиза начала спускаться вниз.
Ничего сложного в спуске по веревочной лестнице, тем более для женщины, нет, но, глядя на то, как медленно передвигается молодая женщина, Паоло потерял терпение.
— Держи крепче! — бросил он Вендрамину и, вознамерившись помочь маркизе, с ловкостью настоящего моряка полез ей навстречу.
Но не успел он преодолеть и десяти ступеней, как тишину ночи разорвал громкий окрик.
Кричали откуда-то сверху.
Паоло поднял голову.
В окне камеры маркизы, там, где была привязана лестница, он увидел лицо тюремщика и его освещенную луной руку, — в ней был зажат нож.
Маркиза была еще метрах в тридцати пяти от земли, когда тюремщик крикнул:
— Ни с места! Если беглянка не вернется сейчас же в камеру, я обрежу веревки, и она расшибется насмерть!..
Тридцать пять метров между мостовой и маркизой!..
Ситуация была ужасной.
Глава XXII. Крах
Но как тюремщик прознал о побеге в тот самый момент, когда, казалось, все уже было на мази?
Виной тому был прискорбный случай.
В соответствии с тюремным уставом смотрители обязаны были ежечасно совершать обход всех коридоров и прислушиваться к подозрительным шумам; кроме того, главному тюремщику предписывалось лично следить за тем, как его люди выполняют данные инструкции.
Проходя мимо двери камеры маркизы, он услышал слабое металлическое позвякивание и мгновенно насторожился.
Случилось так, что, вытаскивая решетку, маркиза слегка задела ею о другую; к тому же решетка оказалась столь тяжелой, что хрупкой женщине не удалось опустить ее на пол совсем уж бесшумно.
«Что бы все это значило?» — подумал тюремщик.
И он весь обратился в слух.
Шуршание юбок, шарканье ног, передвигаемые стулья — все это доказывало, что узница ходит по камере, и сей факт его весьма удивил.
Разве не должна она была испытывать дикую боль в ногах после вчерашней пытки?
Он открыл дверь…
Маркиза к тому моменту уже начала спускаться по лестнице, но, проявив завидное хладнокровие, тюремщик выхватил нож и пригрозил перерезать веревки, и по голосу его чувствовалось, что то была не пустая угроза.
Веревки на таких лестницах очень тонкие, и Паоло, ни секунды не сомневаясь в том, что одного взмаха ножа окажется достаточно для того, чтобы жизнь маркизы оборвалась раз и навсегда, крикнул Луизе приказным тоном:
— Поднимайся!
Заметив, что молодая женщина колеблется, он вынужден был повторить:
— Поднимайся!
Пока беглянка была на лестнице, тюремщик хранил молчание, но стоило ей оказаться в камере, как он завопил:
— В ружье!
Но никто не откликнулся на его призыв.
Высунувшись из окна, он заметил на улице людей в униформе и, приняв корсаров за патрульных Его Величества, вновь заголосил во все горло.
— Бедняга!
Выпущенная Паоло пуля раздробила крикуну руку и, отпрянув назад, тот закричал еще громче, на сей раз — от боли.
— Ты заплатишь за них, негодница; обязательно приду взглянуть на то, как тебе отрубят голову.
С этими словами он побежал было поднимать на ноги персонал тюрьмы, но подчиненные уже спешили на помощь…
— Ко мне, — пробормотал тюремщик. — Я ранен.
Волнение и боль его были столь сильными, что он зашатался и, упав на руки своей супруге, успел произнести лишь одно слово:
— Луиджи!
Его поняли.
Тотчас же к министру полиции был отправлен курьер.
Когда Луиджи прибыл в тюрьму, смотритель был еще без сознания, но, увидев веревочную лестницу, сидящую на стуле маркизу, бледную, но спокойную и ироничную, перепиленную решетку, министр все понял.
— Вот как! Так вы пытались бежать?
— Да, сударь, — с презрением отвечала маркиза.
— Мои комплименты! — сказал он. — Похоже, ваш побег был неплохо продуман.
— Так неплохо, сударь, что едва не удался. Я была на полпути к земле!
— Забудьте о земле, сударыня, — больше вам ходить по ней не доведется. У вас, как у ангела, а вас вполне таковым можно считать, теперь одна дорога — на небеса, и я, знаете ли, очень даже этому рад!.. Но из-за вас ранили этого беднягу… Ага! Он открывает глаза.
