— А что, это идея! — воскликнул Франческо. — Он внебрачный ребенок, этот Паоло, — добавил он, обращаясь к Луиджи. — Постарайся подыскать для него благовидных родителей, докажи, что он принадлежит к знатной фамилии — за последние годы в Неаполе вымерло довольно-таки много благородных родов, — и мы объявим его дворянином.
— Я подберу для него подходящую генеалогию.
— Вот-вот. А я сделаю его полковником, а затем — и генералом. До завтра.
— До завтра, сир.
Генералом!.. Паоло!.. Бедный король…
Глава XXV. Мятеж
Приближался торжественный час, час последнего испытания; права на осечку у Паоло больше не было. Ночью юноша развил нечеловеческую активность. Казалось, он предвидел абсолютно все.
К тому месту, куда на следующий день, на розыгрыш томболы, должны были явиться лаццарони, были доставлены ящики с оружием, порох и боеприпасы.
Предупрежденная о том, что Король песчаного берега проводит лотерею, полиция сочла, что в ящиках находятся разыгрываемые лоты.
Кроме того, собрав команду, Паоло отдал соответствующие распоряжения и поделил людей на отряды, каждый из которых получил командира и подробные инструкции. Переодевшись лаццарони, корсары должны были встать во главе людского потока, задать ему нужное направление и повести за собой. Трем сотням вооруженных кремниевыми ружьями матросов вменялось в задачу нанести армии короля Франческо максимально возможный урон.
Хотя Луиджи и не рассчитывал на то, что ему придется иметь дело со столь грозными оппонентами, он предпринял все возможное для того, чтобы обеспечить себе преимущество в предстоящей кровопролитной битве.
Без лишнего шума его люди доставили в полицейские участки и определили на время в камеры жителей угловых домов прилегающих к площади улиц; в этих домах были размещены два армейских взвода. Солдаты прибывали на данные посты по одному, не привлекая к себе лишнего внимания.
Можно себе представить, какие потери понес бы противник, попав под шквальный перекрестный огонь двух взводов!
Согласно распоряжению Луиджи эти посты должны были в полной тишине, за закрытыми ставнями, нагромоздить у окон предметы мебели и матрасы, соорудив себе тем самым укрытие, и в нужный момент, распахнув ставни и разбив стекла, открыть огонь по мятежникам…
Все выходы с площади, на которой установили эшафот, были взяты под наблюдение.
Паоло об этом не знал.
Кроме того, вспомогательные отряды, разбросанные по всем гарнизонным казармам, должны были по первому же сигналу выйти на улицы и, выдвинувшись с пушками к площади, перекрыть все возможные пути отступления.
Удостоверившись в том, что все его указания выполнены, министр направился к королю.
— Победа будет за нами, сир, — сказал он. — Завтра мы получим наш мятеж. Враги, безусловно, думают, что мы обескуражены, а ничто так не подталкивает к восстаниям, как слабость власти, пусть даже и мнимая. Завтра в закинутый нами невод угодят все до единого карбонарии Неаполя.
— Но это же сотни судебных процессов!..
— Вовсе нет, сир. Задержанных окажется немного, большинство погибнут там же, на площади.
— Ох! — ужаснулся король.
— Так будет быстрее, да и необходимый эффект будет достигнут. Я уже разъяснил офицерам их задачу; от них требуется лишь одно — заставить мятежников отступить на площадь и окружить их. Как только это случится, огонь по бунтовщикам откроют пушки.
— Но ведь среди них могут оказаться и ни в чем не повинные зеваки?
— Вполне возможно, сир.
— Они тоже пострадают?
— Вероятно.
— Как это некстати!
— Ах, сир, стоит ли беспокоиться из-за подобных пустяков? Вы — король, а король, какой властью — абсолютной или же ограниченной — он ни обладает, волен распоряжаться жизнями подданных по собственному усмотрению. Если эти несчастные являются вашими преданными слугами, они должны быть готовы в любой момент отдать за вас свои жизни, если же они таковыми не являются, то и сожалеть об этом сброде не следует.
Король продолжал хмуриться — по всей видимости, сей страшный политический афоризм не показался ему убедительным, — и министр счел необходимым добавить:
— Вы же понимаете, сир, что в году 1828-м от Рождества Христова невозможно править народом деспотично — даже если это право дано вам Богом — без того, чтобы на улицах не лилась кровь. И пока не найден способ сделать пули управляемыми, мы не можем сделать так, чтобы они не попадали в друзей, случайно оказавшихся среди врагов.
— К сожалению, это правда, — промолвил король.
Мгновенно выбросив из головы все навязчивые мысли, он подошел к окну и, чему-то улыбнувшись, начал напевать некий веселый мотив.
— Ладно! — сказал он. — Пусть будет по-твоему… Наш юный друг, Король песчаного берега, попридержит лаццарони. Видишь ли, — продолжал он, повернувшись лицом к Луиджи, — буржуа волнуют меня не больше, чем билет прошлогодней томболы; ввяжутся в стычку — себе лишь хуже сделают… Но вот с лаццарони отношения мне портить не хотелось бы.
Франческо помолчал немного, а затем вдруг спросил:
— А не организовать ли нам, после того как мятеж будет подавлен, демонстрацию?
На лице министра отразилось недоумение.
— Да, — проговорил король, — демонстрацию. Кто знает, как воспримут случившееся в Европе, в частности — во Франции? Думаю, все европейские газеты будут пестреть сообщениями о мятеже, в которых я буду представлен тираном; меня смешают с грязью, станут называть убийцей. Если под окнами дворца, осуждая провалившийся мятеж, с восторженными криками «Да здравствует король!» пройдут тысяч двадцать лаццарони, возможно, нам удастся несколько смягчить впечатление, произведенное этим восстанием.
Не ожидавший от Его Величества подобной дальновидности, Луиджи посмотрел на короля с искренним восхищением.
— Будет сделано, сир, — сказал он. — Король песчаного берега нам в этом поможет.
— И чтоб они там, в Европе, совершенно успокоились, — продолжал Франческо, — мы разместим в нашем «Журналь Оффисьель» статью следующего содержания:
«На днях в Неаполе был подавлен мятеж, начавшийся по случаю казни маркизы Дезенцано, которая была изобличена в заговоре, имевшем целью свержение короля и представлявшем угрозу безопасности всего королевства.
Простые неаполитанцы, ставшие свидетелем нападения карбонариев на карету, в которой приговоренную везли к месту казни, набросились на зачинщиков беспорядков, оказав тем самым эффективную помощь войскам.
После того как карбонарии открыли огонь по лаццарони, последние, несмотря на отчаянные призывы полиции и армии прекратить волнения, разорвали мятежников на части.
Вечером того же дня под окнами королевского дворца прошла грандиозная демонстрация, сопровождавшаяся восторженными криками: «Да здравствует король!» и здравицами существующему режиму.
