Он внезапно подумал: люди ли они? И постарался вспомнить свое прикосновение к ладони беловолосого. Нет, это была живая плоть. Теплая, в меру шершавая и несомненно человеческая. Хотя никому не запрещено создавать бездушных роботов по образу и подобию, навсегда определенному Создателем. Ибрай знал, что такое вовсе не исключено: в юности он посмотрел немало американских растленных фильмов, где подобные сюжеты обсасывались многократно.
И словно услышав сомнения Ибрая, один из спасенных им белоголовых внезапно закашлялся, а потом плюнул на траву перед собой длинным, вязким плевком, совершенно Ибрая успокоившим. Нет, это были не роботы. Однако бдительности Бессмертным терять все же было нельзя.
— Не стрелять ни в коем случае! — скомандовал бойцам Ибрай. — Но оружие держать наготове!
Как только построение было закончено, белоголовый с царапиной на щеке, которого Ибрай счел старшим среди спасенных, жестом предложил продолжить движение, спокойно повернулся к Ибраю спиной и зашагал к масджиду. Едва колонна тронулась, цепочки белоголовых охранников немедленно смешались и нестройными группами двинулись следом, будто соседи на базар. Бессмертные их явно не интересовали. Аппараты-амфибии медленно плыли немного в стороне. Широкие дверцы их десантных люков оставались распахнутыми, и поглядывая на них, Ибрай некоторое время испытывал сильнейшее искушение. Белоголовые были плохими воинами, они не желали заглянуть даже на шаг вперед. Так просто было бы сейчас перебить всю эту толпу кроме некоторых, захватить аппараты и заставить показать оставшихся в живых, как с ними следует обращаться. Судя по взглядам Джамала, не одному Ибраю приходила в голову эта мысль. Но спешить пока не стоило, в случае необходимости они успеют все это сделать, прежде следовало понять и оценить возможные выгоды союза с белоголовыми.
* * *
— Профессор! — услышал я голос, который вначале показался ни к чему не обязывающим продолжением сна. — Профессор, проснитесь!
Я открыл глаза и в блеклом свете фосфоресцирующих пузырей на стенах увидел над собой неясно очерченный овал лица.
— Игорь? — спросил я.
— Это Ежик.
— Ежик? — До меня не сразу дошло услышанное.
— Это я, Профессор, нужно поговорить… времени мало… могу не успеть. — Ежик говорил запинаясь, с усилием, как будто вспоминая слова, но речь его звучала абсолютно осмысленно, и это потрясло меня едва ли не больше, чем все происшедшее накануне.
— Ежик, ты… как тебе удалось?
— Грибы… это грибы. Теперь я такой же, как все, но это будет недолго. Один раз так уже было… здесь…
Откинув шкуры, бесшумно сел проснувшийся Игорь.
— Мне было больно… всегда сначала бывает больно. Они меня нашли и лечили, я жил с ними и ушел, когда кончилась зима.
— Какие грибы, Ежик? — спросил Костя. Они с Вартаном тоже уже проснулись.
— Там. — Ежик показал рукой под землю. — Они растут там. Грибы помогают, когда больно, и тогда я начинаю понимать, как другие люди… но потом все равно приходит темнота. Я не хотел снова в темноту, я просил у них еще грибов, но они не дали, потому что грибы могли меня убить… И вот сейчас опять… я не хочу в темноту, Профессор.
— Мы с тобой, Ежик, не беспокойся, — растерянно сказал я.
Что я еще мог сказать? Я совершенно не представлял механизма действия чудесного средства серых и мог сейчас лишь созерцать его результат. Ежик был жив. Это само по себе выглядело чудом, он поправлялся, и положительные перемены в его состоянии происходили с фантастической быстротой. По-видимому, действие средства сопровождалось изменениями в деятельности его мозга. Временными изменениями, как говорит Ежик. Я не знал, как такое может происходить и, тем более, не знал, как помочь нашему товарищу.
— Люди с белыми волосами убивают всех, — снова заговорил Ежик. — Они хотели убить меня в прошлый раз и теперь. Они убивают сваши, а некоторых берут с собой, потому что сваши знают тайну грибов, которые лечат. Белые приходят издалека… Они уйдут, когда начнется зима, это будет очень скоро. Но мы уже не сможем уйти.
— Почему?
— Потому что зима, — невнятно объяснил Ежик, со вздохом улегся и замолчал, мгновенно уснув. Пока еще он был слишком слаб.
Некоторое время мы просто молча вслушивались в его ровное дыхание.
— Итак, наших хозяев зовут сваши, — сказал Вартан. — Но зачем их убивают белые, если действительно нуждаются в грибах? Что за паранойя такая?
— Ты свою собственную историю вспомни, родной, — посоветовал Костя. — Зачем турки два миллиона армян вырезали, ты знаешь? А почему последняя война началась? Эти — серые, те — белые, вот и весь ответ. Разве не так?
— Значит, наш Ежик стал нормальным, — переменил тему Вартан. — Интересно, надолго ли?
— Он всегда был нормальным, — возразил Игорь. — Просто он другой.
Я испытывал глубокую скорбь. Бедный Ежик! Больной шизофренией осознает, что болен, лишь в период ремиссии и со страхом ждет очередного обострения, однако не способен ощутить, когда оно наступает. Ежик был не больным, а слабоумным. «Блаженны нищие духом!», окутывающий его разум мрак был источником его покоя, душа Ежика не знала страданий до тех пор, пока мрак на время не развеялся, открыв ему истинное положение вещей. Когда мрак вновь опустится, Ежик забудет обо всем и вновь сделается счастлив — это единственно могло служить утешением и ему, и нам…
Мои часы показывали чуть более восьми утра, хотя понятие утра в этом мире оставалось для меня относительным до тех пор, пока не удастся установить продолжительность местных суток. Во всяком случае, я чувствовал себя вполне выспавшимся, отдохнувшим и не собирался дольше оставаться в этом душном склепе. Нашарив дверь-затычку, я попытался вытолкнуть ее и со второго раза это мне удалось. Дневной свет резанул по отвыкшим глазам, я стряхнул набежавшую слезу и выбрался наружу.
— Однако сегодня прохладно, — заметил вылезший за мной Костя. — Это что, первые утренние заморозки?
Вместе со словами из его рта вырвались облачка пара. На земле тут и там блестели пластинки замерзшей влаги. Я поежился и поднял воротник куртки. На мой взгляд вряд ли температура намного отличалась от нуля, но сравнение со вчерашним днем было разительным. Впрочем, сейчас меня гораздо больше волновало другое.
— Я не уверен, что сейчас утро, — сказал я. — Взгляните на солнце: оно находится значительно ниже, чем вчера, когда мы отправились на покой.
— Верно! — подтвердил Вартан. — Я очень хорошо заметил, потому что залезал в нашу ярангу задницей вперед.
— И что это значит? — спросил Костя.
— То, что сейчас не утро, а день. Или даже вечер. День был вчера — я имею в виду «вчера» по нашим представлениям. И завтра тоже будет вечер. А послезавтра, возможно, настанет ночь. И боюсь, она может затянуться надолго.
— Неплохо бы нам вернуться домой до ее наступления, — сказал Вартан.
