И все же прогресс был очевиден. С каждым днем и с каждым часом мы узнавали друг о друге все больше. Прежде всего меня интересовало состояние Ежика — сегодня и в будущем. Я задавал вопросы, переспрашивал, уточнял, а потом спрашивал вновь, до тех пор, пока не счел, что понял достаточно. Открывшаяся истина оказалась печальной. Чудодейственное лекарство сваши — местная грибная культура, которую они выращивали в своих подземельях, не могло помочь нашему другу в полной мере. Это средство с фантастической эффективностью залечивало телесные раны, включало внутренние резервы организма, пробуждая механизмы регенерации, однако не в состоянии было излечить душу. Эффект резкой активизации умственной деятельности и повышения интеллекта был кратким и, увы, обратимым. Он медленно исчезал, когда заканчивался прием лекарства.
Подземные грибы нельзя было принимать постоянно, существовал предел, после которого лекарство превращалось в яд. Такой вывод я сделал из объяснений Хаона и, несмотря на объективные различия организма людей и сваши, не собирался подвергать их сомнению. Потому что — в этом я был совершено уверен — Хаон не только точно понял смысл моих вопросов, но и полностью разделял нашу печаль в отношении Ежика.
Конечно же у каждого из нас почти одновременно возник вопрос: могут ли грибы излечивать Болезнь? Могут ли справиться с «абу маджи»? Для этого они должны либо обладать мощными антивирусными свойствами, либо способностью активировать организм больного настолько, чтобы он сам сумел справиться с болезнью. Увы, ответить на этот вопрос без специальных исследований вряд ли было возможно.
Эти местные трюфели играли в жизнь сваши намного большую роль, чем снадобье от болезней. Я видел, что многие самки — нет! — женщины сваши — находятся сейчас на последней стадии беременности. Это могло быть свойством биологии вида, но вовсе не обязательно. Земные крестьяне всех национальностей тоже занимались вопросами воспроизводства, в основном после завершения сбора урожая. Насколько я смог понять, сваши ставили успех рождения и воспитания нового поколения в прямую зависимость от результатов возделывания тех же грибных плантаций. Причем связь между первым и вторым была взаимной. Традиция, религия или нечто иное служило тому причиной — я не знал, в этом еще предстояло разобраться.
Второе открытие, совершенное мной во время наших бесед, касалось белоголовых. Они появились здесь совсем недавно, всего несколько периодов назад. Я еще не до конца разобрался в системе исчисления времени сваши, но полагаю, что период был аналогией местного года. К сожалению, сведения о географии этого мира, которыми располагал Хаон, оказались довольно скудны. Я понял лишь, что в той стороне, где поднималось светило, лес переходил в огромное степное пространство, которое заканчивалось у большой воды (озеро? река? океан?). В противоположном направлении лес расстилался на много месяцев пути до подножия высоких гор с белыми вершинами. Что находилось за ними, Хаон не знал. Никто из сваши никогда не поднимался на их склоны.
Откуда пришли белоголовые? Из-за моря или из горной страны? Могли ли на планете существовать две настолько непохожие друг на друга расы, оставаясь в неведении относительно друг друга? Или соединивший два мира катаклизм одновременно открыл двери и в третий? Я склонялся к последнему. Жаль, что я не мог уяснить точно время появления белоголовых, чтобы сопоставить его с событиями, происшедшими на Земле. Впрочем, кто сказал, что время в наших мирах течет одинаково?
Поначалу белоголовые появлялись здесь редко и почти не обращали внимания на сваши. Они приходили ненадолго и только в теплое время. Однако это продолжалось лишь до тех пор, пока они не узнали о свойствах грибов. Именно узнали, так сказал Хаон, полностью уклонившись от ответов на мои вопросы, как это произошло. Догадываюсь, впрочем, что это могло случиться точно так же, как и с Ежиком. Очень может быть, что сваши спасли на свою голову кого-то из своих будущих гонителей, раскрыв тем самым секрет лекарства. Но когда белоголовые узнали, все изменилось. Отряды белоголовых начали охотиться за грибами и за сваши. Исследовательские экспедиции превратились в жестокие военные рейды. Белоголовые нападали на поселки, разрушали их, захватывая в плен часть жителей и безжалостно убивая остальных.
Зачем белоголовым нужно было брать сваши в плен? Хаон отвечал в том смысле, что холи-ло не могут расти без сваши. Большего я понять не сумел. Что это было? Своеобразная форма бессознательного симбиоза, примеров которого предостаточно и на Земле? Или агротехническая взаимосвязь культурного растения со своим создателем, без квалификации и опыта возделывания которого оно вырождается и погибает? А может быть, и первое, и второе, вместе взятое? Но зачем белоголовые уничтожали остальное население поселков с таким свирепым азартом и беспощадностью?
Сваши научились прятаться и защищаться. Насколько я понял, в последнее время белоголовые не осмеливались проникать в подземные лабиринты поселков.
Тем временем население поселка готовилось к зиме. Мы часто видели, как сваши небольшими группами отправлялись в лес и возвращались через некоторое время с туго набитыми мешками, которые уносили в подземные галереи. Однажды Костя с Вартаном взялись сопровождать их в одну из лесных экспедиций, где стали свидетелями сбора каких-то плодов, произрастающих подобно трюфелям под неглубоким слоем почвы. Костя и Вартан тоже попытались принять активное участие в заготовках, однако к своей досаде и смущению сумели отыскать лишь пяток этих земляных яблок, хотя перевернули изрядное количество дерна. Однажды очередная партия добытчиков притащила из леса на длинных жердях несколько тушек свиноподобных животных, стая которых уже встречалась нам однажды. Насколько я мог понять, жители поселка были этим чрезвычайно довольны. Нет, сваши явно не были абсолютными вегетарианцами.
Воодушевившийся Костя едва не сутки бродил по окрестностям и сумел-таки выследить и застрелить двух зверьков, что значительно улучшило его настроение и подняло авторитет в глазах местного населения. Одного из них мы торжественно передали в общественные закрома, а другого разделали и поджарили на костре, разложив его неподалеку на полянке. Мясо оказалось неплохим, хотя и слегка отдавало каким-то незнакомым привкусом. Убравшись в хижину — на воздухе сегодня было довольно холодно — мы пировали все впятером: Ежик окреп достаточно, чтобы показать свой обычный завидный аппетит. Он становился прежним Ежиком — веселым, милым и всегда счастливым. Мы следили за его выздоровлением со странным чувством, в котором радость и печаль сплавились воедино без различия оттенков.
Накануне ночью (точнее, нашей условной ночью) Ежик разбудил меня прикосновением к плечу.
— Профессор, я скоро стану другим, — услышал я его шепот. — Когда я другой, это плохо?
— Нет, — ответил я. — Это просто другой. Мы тебя все равно любим одинаково.
— Нельзя любить такого одинаково. Я знаю, потому что все помню тогда и сейчас. Но очень скоро забуду опять.
— Не беспокойся, Ежик, — я попытался придать своему голосу успокаивающие и беззаботные интонации. — Ничего не изменится, ровным счетом ничего.
