— Мы заключили договор, и я намерен его точно выполнять, — твердо сказал я. — Но и вы не забывайте о главном условии.
Я покинул каюту и вышел на палубу. Океан по-прежнему был пуст и спокоен, «Клео» легко рассекала его воды, все дальше удаляясь от берега. Поглядев в зрительную трубу в сторону порта, я обнаружил, что какой-то из пришвартованных кораблей чадит черным дымом, разогревая котел. Возможно, просто кто-то из рыбаков решил выйти на последнюю осеннюю охоту. Но могло быть и так, что наши враги все же решили попытать удачи и готовятся начать преследование. Меня это не слишком обеспокоило. Я сложил трубу и поднялся в рубку.
Сверившись с курсом, я отпустил Горана отдыхать, чего он, надо сказать, ожидал с большим нетерпением. До Мраморных островов оставалось примерно часа четыре ходу.
* * *
Мраморные острова — архипелаг из нескольких десятков клочков суши и скал. Архипелаг необитаем, человеку здесь делать нечего. Этот мир принадлежал птицам, устроившим свои колонии на скалах, да тюленям, которые служили пищей для каракатиц-гигантов, если оказывались недостаточно проворны. Много лет назад в этих водах добывали самых крупных каракатиц, устраивавших свои гнезда в подводных пещерках, но когда на самом большом острове открыли залежи розового мрамора, удача рыбаков кончилась. Грохочущие и воняющие нефтью морские буксиры и грузовые баржи заполонили архипелаг. Не только тюлени и каракатицы, но и вся прочая морская живность отправилась на поиски новых обиталищ. Нашествию не сдались одни чайки.
Розовый мрамор вырезали из тел островов несколько десятков лет, его доставляли морем в Климб, а оттуда паровиками везли в столицу — именно этому мы обязаны появлению железной дороги, связавшей наше приморское захолустье с центральными районами страны. Однако лет пять назад добычу мрамора здесь прекратили, поскольку где-то на континенте обнаружились огромные залежи этого камня, разрабатывать которые оказалось намного дешевле. С тех пор на островах почти никто не бывал — разве что укрывавшиеся в бухточках и проливах от непогоды рыболовные суда.
Здешние укрытия мне тоже были известны довольно неплохо. Я завел «Клео» в узкий извилистый проход, разделявший два соседних островка, где намеревался переждать остаток дня и ночь, вспугнув при этом небольшую семью тюленей, отдыхавших на галечном пляже. Это меня удивило и порадовало: тюленей со времени закрытия мраморных каменоломен я увидел здесь впервые.
Скалы полностью укрывали здесь судно со стороны моря. Топка работала на минимальной тяге, и труба совсем не дымила. Глубина пролива была достаточной, чтобы «Клео» подошла к скалистому берегу практически вплотную. Горан закрепил на камнях концы и перекинул с борта сходни, по которым мы все вместе сошли на остров. На всякий случай я намеревался устроить где-нибудь повыше наблюдательный пункт, из которого нам с Гораном, сменяясь, предстояло следить за океаном, а пассажиры решили немного осмотреться и размять ноги после пребывания в тесной каюте.
Мы с Гораном забрались на плоскую вершину скалы, переполошив обитающих здесь чаек. Покинув гнезда, они взмыли в воздух белой тучей и теперь угрожающе сваливались с небес почти на наши головы с возмущенными воплями, пытаясь изгнать со своей территории. Однако убедившись, что непосредственной угрозы мы не представляем, да и уходить не собираемся, постепенно успокоились. С этой точки нам открывался вид на три стороны света. Во всяком случае ни одно судно, идущее от побережья, незамеченным остаться не могло, а иные меня не интересовали. Но океан был чист, если не считать черной, сверкающей вспышками молний толстой колонны Зева Дьявола, поднимающейся далеко на горизонте.
Вручив Горану зрительную трубу, я отправился на судно: «Клео» нельзя было оставлять без присмотра надолго, поскольку котел следовало держать достаточно подогретым. В случае чего в течение десяти — пятнадцати минут должны были быть готовы сорваться со стоянки. Моя вахта была проще и приятней, чем вахта Горана. В тепле машинного отделения можно было подремать — за прошедшие сутки случилось многое и сон оставался единственным, чего мне действительно не хватало.
Спустившись на берег, я шел к нашей стоянке, когда вдруг услышал пронзительный крик Лотты. Скалы отразили его со всех сторон, и я не сразу понял, откуда он раздается, а когда сориентировался, бросился со всех ног, выхватив из ножен широкий морской тесак.
На берегу шла схватка. Каракатица — одна из самых огромных, что я видел, наполовину вывалив трепещущую голодной алчностью тушу из воды на камни, тянула к себе оплетенного щупальцами мальчишку. Половина из шестнадцати ее щупалец скрывались под водой, ухватившись за выступ скалы, но и оставшихся восьми вполне хватало для того, чтобы охота завершилась успешно. Брант пытался оторвать от жертвы мускулистые отростки по одному и всякий раз ему это удавалось, однако на освободившееся место с мокрым шлепком немедленно опускалось новое. Да и самому Бранту точно так же грозила гибель. Одно щупальце захватило его ногу, другое сковало левую руку, несмотря на всю мощь Бранта, борьба не могла закончиться в его пользу.
Сухо щелкнули выстрелы. Лотта с напряженным лицом всаживала в тело моллюска пули из небольшого автоматического пистолета, незнакомой мне системы. Это было бесполезно. Она не знала, где находятся четыре сердца каракатицы, и не могла их поразить. Свинцовые горошины не способны были пробить защищающий мозг мощный череп, а прочие раны каракатице не опасны. Упругая плоть пропускала пули сквозь себя без малейшего вреда для чудовища, неумолимо подтаскивающего двойную добычу к воде. Выстрелы смолкли — в пистолете опустела обойма. Пока Лотта ее меняла, я был уже рядом. Я увернулся от метнувшегося мне навстречу щупальца, прыгнул и упал на сколький мускулистый мешок, вонзив тесак до рукояти возле выступа, который следовало считать головой животного.
Каракатица почувствовала опасность. По меньшей мере три щупальца хлестали по мне, пытаясь схватить врага. А я тем временем безжалостно кромсал ее плоть, нащупывая острием в костяной броне отверстие, из которого от мозга по телу разбегались нервные волокна.
Успех в схватке сопутствовал нам обоим. Но мне — мгновением раньше. В тот самый момент, когда щупальце, скользнув между подбородком и грудью, обвило мою глотку, тесак попал в цель. Агонии не было. Щупальца просто опали, превращаясь в гнусные, холодные, но бессильные веревки. То щупальце, что готово было оторвать мне голову, лишь чуть дрогнуло и ослабло.
Я не убил каракатицу. Сделать это вообще непросто. Пока не поврежден мозг, животное остается живым. Надо сказать, это качество твари считается весьма полезным: оно позволяет доставлять моллюсков с побережья в столицу практически свежими. Я ее просто обездвижил — именно так поступают рыбаки, когда в их снасти попадается настолько же крупный экземпляр. Правда, иными орудиями и гораздо более безопасным способом.
Однако в любом случае битва была закончена. Лишенная возможности хотя бы вернуться в океан, каракатица будет жить еще некоторое время, сколько позволит ей чуждая воздушная среда, а потом подохнет и сгниет. Я сполз на камни, поднялся и принялся кое-как очищать одежду от налипшей крови и слизи. Брант выпутывал из потерявших упругость щупалец Гемма. Кажется, никто из них серьезно не пострадал.
