Он располагался примерно в километре от них, в самом центре маленькой долины. Несколько хижин, крытых огромными листьями местных пальм, окружала загородка из перевитых лианами заостренных кольев. На мгновение они замерли, а потом, забыв об усталости, не сговариваясь, бросились вперед. Но прежде чем они успели добежать до ограды, секция загородки отошла внутрь, выпустив несколько человек, которые выбежали навстречу пришельцам и выстроились редкой цепочкой, преградив дорогу. Бежавший первым Серега перешел на шаг и остановился. Остальные встали рядом.
Отряды разделяло не более тридцати шагов. Некоторое время и те и другие внимательно разглядывали друг друга. Хозяева деревни не выглядели воинским подразделением, хотя были одеты в одинаковые широкие шорты (а возможно, и юбки) до колен из «свиной» шкуры. Возраст троих из них — всего их было восемь — наверняка перевалил за пенсионный. Изрезанные глубокими морщинами лица, сухие старческие тела беспристрастно свидетельствовали о том. Четвертый был моложе, но избыточная, явно болезненная полнота его фигуры рождала глубокие сомнения в боеспособности этого бойца по меньшей мере до того, как он сумеет справиться с одышкой от короткой пробежки. Остальные четверо, правда, выглядели более подготовленными к возможным схваткам. Все они были вооружены заткнутыми за пояс каменными топориками и луками, исполненными, как тут же оценили Никита и Серега, намного более профессионально, чем их собственные: древки туго обмотаны полосками кожи, кончики слегка изогнуты в направлении полета стрелы.
— Дальше что будем делать? — шепотом спросил Серега?
— Договариваться, — так же тихо ответил Никита.
Он демонстративным жестом положил на землю копье, сбросил с плеч поклажу и неторопливо пошел вперед. Противная сторона бесстрастно следила за ним, пока он не достиг некоей условной границы, а потом одновременно, без команды, луки поднялись и в грудь парламентера нацелились восемь стрел. И хотя тетивы оставались ненатянутыми, сомневаться в смысле этой демонстрации не приходилось.
Лихорадочно припоминая все когда-либо прочитанное о способах общения с представителями первобытных племен, Никита медленно протянул вперед руки с открытыми ладонями.
— Я не сделаю вам зла, — произнес он, рассчитывая не на понимание слов, а их смысла и интонации.
Один из старцев, тот, на голове которого сохранилось меньше волос, чем у остальных, насмешливо хмыкнул.
— А ты и не сможешь, — ответил он.
Испытанный Никитой шок был настолько силен, что он не сразу нашелся что сказать дальше.
— Вы русские? — запинаясь, пробормотал он.
— Какая тебе разница! Всякие.
— Но… как вы сюда попали?
— Так же, как и ты. Что тебе надо?
Очевидная и ничем не спровоцированная недоброжелательность старика озадачивала.
— Почему вы так?.. Мы в самом деле не хотим ничего плохого. Мы были страшно рады, когда увидели вашу деревню, потому что считали, что, кроме нас, здесь вообще никого нет.
— Тут вы сильно ошибались, — сказал старик. — Здесь много бродит всяких… вроде вас.
— Я вижу, вы нам не доверяете, хотя совершенно не понимаю, в чем причина. Вы хотя бы могли объяснить… Ну давайте просто поговорим!
Старик смотрел на него со странным сожалением.
— Хорошо, поговорим, — согласился он и не снимая стрелу с тетивы, опустил лук. — Но твои приятели пусть остаются там, где стоят. Спрашивай!
— Скажите, вы давно здесь?
— Давно, — кивнул старик. — Много лет.
— И вы не пытались вернуться?
— Что значит «пытался»? Это тебе не с дерева слезть.
— Я имею в виду, вы не искали?..
— Искал, — кивнул старик. — Но очень недолго. До тех пор, пока не пришел в эту долину. Не хочу тебя огорчать, парень, но обратного хода отсюда нет.
— Может быть, вы объясните, почему относитесь к нам так враждебно?
— Объясню. — Старик переступил с ноги на ногу. — Против тебя лично я ничего не имею. Как и против твоих приятелей. Пока вы идете своей дорогой. Дело в том, что чужие нам здесь не нужны. Есть, понимаешь ли, некоторый неприятный опыт. Ну представь себе: ты спокойно живешь в своей квартире и вдруг туда врываются какие-нибудь недоумки, нарушают порядок, переставляют мебель, да еще начинают командовать. Тут и до беды не далеко. Вот и у нас случалось всякое и никаких бед мы больше не хотим. Ни себе, ни… никому. Тут наш дом и нам здесь нравится. Понятно?
— Более или менее, — сказал Никита. — И много вас здесь?
— А вот это не твое дело, — ответил старик. — Еще какие вопросы?
— Вы знаете что-нибудь об этом странном шуме по ночам?
— Кое-что, — кивнул старик. — Но не очень много. Вы туда идете?
— Да.
— Некоторые считают, что там продолжение пути.
— Куда?
— В следующий мир. Такой же или хуже. Скорее всего хуже. Но это вовсе не ход обратно.
— Откуда вы знаете?
— Не знаю, но верю, — вздохнул старик. — Слышал всякое… Сам поймешь, если доберешься.
— Может, все же расскажете?
— Было б что рассказывать… Я там не был, но с теми, кто туда ходил и вернулся назад, встречаться довелось. Вот ты скажи: когда сюда попал, тебе страшно стало?
Перед тем как ответить, Никита немного помолчал.
— Не сразу. Но когда понял, что случилось, — да, страшно.
— Молодец, что не соврал, — похвалил старик. — Так вот там намного страшнее, потому что точно знаешь, что провалишься, но не знаешь куда. Поэтому не каждый готов рискнуть.
— И многие возвращаются?
— Что значит многие? Это тебе не улица Горького. За все время я только двоих таких и видел.
— И что же они рассказали?
— Да не понять было ничего толком. То ли не хотели, то ли не могли. Но вот то, что страшно им стало, — это я понял. А подробностей они не излагали, ушли быстро. Да и давно это было, помню плохо. Ты сам-то откуда провалился?
— Провалился?
— Ты ведь как-то сюда попал? Где это случилось?
— Недалеко от Москвы, — ответил Никита. — Рядом с Киевским шоссе.
— Москва… — снова вздохнул старик. — Двадцать лет… Как там у вас?
И тут же закричал, увидев, что Никита раскрыл рот для ответа.
— Нет! Не рассказывай! Не хочу. Не нужно уже…
— А вы? — спросил Никита.
— Что я? Все сюда попадают одинаково. Только из разных мест. Ты что, не знаешь, сколько без вести пропавших каждый год? Не все из них погибают или скрываются от алиментов. И, сдается мне, не все проваливаются именно сюда.
— Я об этом никогда не думал, — сказал Никита.
