Невозможно не заметить сходство между этими эпизодами с механизмом провозглашения своих прав на трон Эдуардом IV в 1461 году. Точные основания аргументации Ричарда для узурпации власти в июне 1483 года не вполне ясны. Доменико Манчини утверждает, будто изначально во главу угла ставилось соображение о незаконном рождении Эдуарда IV. В других источниках (по всей видимости, оценивавших событие в ретроспективе) сказано, что незаконнорожденными объявлялись только сыновья покойного короля
[130]. В сложившихся обстоятельствах последнее представляется более вероятным.
По примеру 1461 года провозглашение Ричарда Глостера королем пэрами 26 июня подразумевало признание его истинным наследником Ричарда Йоркского, а следовательно, полноправным государем. 28 июня гарнизону Кале ушла депеша с объявлением о провозглашении Ричарда королем с «единодушного согласия палаты лордов и палаты общин королевства»
[131]. 6 июля состоялась коронация Ричарда III под председательством двух его ближайших сторонников — лорда-распорядителя Англии герцога Бакингема и новоиспеченного герцога Норфолка и графа-маршала Англии барона Джона Говарда. Любые проявления недовольства по поводу восхождения на престол нового государя, по всей вероятности, пресекало присутствие войска примерно из 4000 северян.
Узурпация власти Ричардом III стала наиболее скандальным и наглым событием всего периода Войны Алой и Белой розы. Представляется маловероятным, что Ричард долго вынашивал мечты о троне, зато есть основания считать его самым верным сподвижником брата на протяжении царствования Эдуарда IV. Очевидна, однако, его антипатия по отношению к семейству королевы, Вудвиллам. Вероятно, к апрелю Ричард был уже глубочайше уверен: он единственный способен обеспечить порядок и внутренний мир в государстве на протяжении малолетства короля. Как и каким образом его притязания на роль регента до достижения Эдуардом V совершеннолетия всего за каких-то полтора месяца превратились в предъявление прав на корону, похоже, так и останется одним из неразрешенных вопросов английской истории.
По всей видимости, наиболее вероятный ответ таков: Ричард каким-то образом убедился — или кто-то убедил его — в незаконности рождения сыновей Эдуарда IV, если не самого покойного короля. Филипп де Коммин полагал, будто Ричарда надоумил Роберт Стиллингтон, «порочный епископ» Бата и Уэллса
[132]. Стиллингтон, побывавший в Тауэре в марте 1478 года, мог поделиться с герцогом Кларенсом некоторыми обоснованными сомнениями в законности брака Эдуарда IV и Елизаветы Вудвилл, притом что слухи о незаконности рождения самого Эдуарда ходили по крайней мере в 1469 году и вновь всплыли шесть лет спустя. Более того, есть данные о сделанном перед свидетелями заявлении матери Эдуарда, герцогини Сесили, что ее сын был незаконнорожденным. Имели или нет эти слухи и предположения что-то общее с правдой, говорила ли Сесили свободно или под давлением, исключать вероятность того, что в июне 1483 года Ричард считал себя полноправным королем Англии, никак нельзя. Вряд ли он действительно был тем злокозненным и беспринципным негодяем, каким его представляла пропаганда Тюдоров: скорее Ричард действительно верил, что он — законный претендент на престол, а насилие, сопряженное с узурпацией власти, стало неизбежным следствием утверждения своих прав
[133].
Мятеж Бакингема и Генрих Тюдор
В чем бы ни убедил себя Ричард в 1483 году, многие современники, похоже, его уверенности не разделяли. Ко времени отъезда Доменико Манчини из Лондона в середине июля принцы в Тауэре уже исчезли из поля зрения народа, а к осени многие говорили об их убийстве. Конечно, для Ричарда устранение Эдуарда V и его брата, герцога Йоркского, представляло собой необходимость, но вместе с тем это было варварством, отвращало подданных и осложняло для них принятие его как законного и полноправного короля. После коронации Ричард приступил к обычному для государей объезду королевства: через долину Темзы в Глостер (где компанию ему составил герцог Бакингем, возвратившийся в свои поместья из Уэльских марок), затем — в земли герцогства Ланкастерского в центральных областях и, наконец, в Йорк, куда королевский двор прибыл 29 августа.
Ричард провел в городе три недели, возвел сына в достоинство принца Уэльского, но даже в момент триумфа оставались факторы, неумолимо напоминавшие о проблемах, мешавших легитимации его правления. К примеру, архиепископ Ротергэм, совсем недавно освобожденный из заключения, на церемонии отсутствовал. Пришли тревожные известия о заговоре, задуманном Елизаветой Вудвилл и Маргарет Бофорт, графиней Ричмонд и матерью Генриха Тюдора. Ко времени выступления Ричарда на юг из Йорка мятеж распространился настолько, что в нем оказался замешан вчерашний союзник — герцог Бакингем, которого, по всей вероятности, склонил к участию в заговоре сидевший у него в плену Джон Мортон.
Вовлечение в заговор неустойчивого Бакингема стало неприятным сюрпризом и прямой пощечиной Ричарду, но еще показательнее была позиция многих бывших слуг из окружения Эдуарда IV — сэра Джона Фогга, сэра Джона Чейнея, сэра Ричарда Гилдфорда, сэра Джайлса Добени и Уильяма Брэндона. Их участие в мятеже сигнализировало о чрезвычайно слабой поддержке Ричарда и служило мерилом того, насколько способ узурпации им власти (вместе с растущей вокруг уверенностью в его причастности к убийству сыновей Эдуарда IV) ставил короля за рамки приемлемого политического поведения. Согласно Кроулендской хронике, заговорщики обратились с просьбой к Генриху Тюдору взять в жены Елизавету, старшую дочь Эдуарда IV, и оспорить трон Ричарду, будучи истинным наследником дома Йорков
[134].
Вспыхнувший 10 октября мятеж с треском провалился. Мятежи в Кенте, Уилтшире и на юго-западе не были согласованы и не смогли привлечь народ. Такие влиятельные вельможи, как барон Джон Кобэм в Кенте и Джордж Талбот, граф Шрусбери, в центральных областях, к мятежникам не примкнули. Очень существенно, что барон Томас Стэнли, женатый на Маргарет Бофорт, выступил на стороне Ричарда — вероятно, по причине участия в мятеже герцога Бакингема. Герцог показал себя человеком ненадежным, и мало кого вдохновляло его желание занять престол.
Ричард прибыл в Солсбери в начале ноября. Бакингем, поднявший свое знамя в Эксетере 18 октября, оказался в скверном положении: дорогу в Уэльс перекрыли наводнения, и скоро от вельможи сбежали даже собственные слуги. 2 ноября он был казнен в Солсбери, а король продолжил продвигаться в западном направлении. Генриха Тюдора, с опозданием отплывшего из Бретани не ранее 30 октября с отрядом в полтысячи человек, прибило к берегам штормами в Плимуте. Завидев на суше солдат Ричарда и узнав о казни Бакингема, Генрих счел за лучшее развернуть свою небольшую эскадру и отправиться назад в Бретань. Ричард отбил серьезную угрозу своей власти, но при этом продемонстрировал слабость собственного положения. Довольно скоро около пятисот английских изгнанников, в том числе маркиз Дорсет и многие придворные из окружения Эдуарда IV, отбыли в Бретань, спеша принести присягу Генриху.
