Дальше – больше. Другой англичанин придумал растворять каучук в скипидаре и пропитывал этим раствором ткани. Из такого непромокаемого полотна сразу начали делать не только одежду, предохраняющую от дождя, но и гибкую черепицу для крыш. И, казалось бы, всё прекрасно, бизнес развивается, но…
Всегда есть «но»!
Уж слишком в небольшом интервале температур работал загустевший сок гевеи! Колумбу мяч не зря показался липким. На жаре каучук сильно размягчался, прилипал к коже и вонял. А на холоде, наоборот, твердел и трескался. Поэтому каучуковую одежду и галоши на лето прятали в прохладные погреба, чтобы не «растаяли», а зимой держали дома, чтобы не потрескались. Ну а с крышами, воняющими летом и трескающимися зимой, приходилось мириться. Эти недостатки каучука сильно тормозили развитие каучукового бизнеса. Пока, наконец, один изобретатель не решил сию проблему.
Это была форменная чума, а не мужик! Истинный фанатик своего дела! Чокнутый. Звали парня Чарльз Гудьир. Понимая великие перспективы непромокаемости и упругой тягучести материала, он загорелся идеей разрешить главную проблему каучука – узкий температурный интервал применимости. Годы жизни и кучу занятых денег парень потратил на решение задачи. С чем он только не смешивал каучук – с песком, солью, маслом, перцем, мясным бульоном, магнезией, сажей, кислотой – пытаясь повысить его температурную устойчивость. Это была практически лотерея! Про Гудьира шутили: «Увидите человека в каучуковом плаще, каучуковом цилиндре, галошах и с каучуковым кошельком, в котором нет ни цента, знайте – это Гудьир».
Обидно, слушай…
Однако, это Америка! Страна великих возможностей. И это был уже XIX век, век великих достижений. Люди привыкли к удивительным новинкам науки и техники, к быстрому прогрессу, поэтому находились инвесторы, которые давали Гудьиру деньги на эксперименты. И вот в 1839 году колокольчик удачи прозвенел – смешав каучук с серой и нагрев его, Гудьир получил удивительный материал, который позже стал называться резиной, а процесс нагрева каучука с серой назвали вулканизацией каучука. Вулканизация так изменяла химический состав материала, что температурный диапазон его применимости расширился: резина не текла на жаре и не лопалась на морозе.
Резина стала модной, а резиновая промышленность начала бурно развиваться, уже через несколько лет в Соединённых Штатах в резиновой промышленности трудились десятки тысяч человек, поднимая на этом хорошие деньги. Резиновый бум добрался даже до отсталой России – ещё не отменили крепостное право, львиная доля населения страны находилась в рабстве, а в Санкт-Петербурге уже открылась первая фабрика по производству резиновых изделий.
И поскольку для производства резины требовался каучук, то есть сок гевеи, произраставшей в американских тропиках, страны – производители каучука начали развиваться. И развиваться, надо сказать, в первое время относительно неспешно, поскольку из резины делали поначалу только бытовые товары – резинки для трусов, галоши, детские надувные шарики, плащи. Потом настала очередь промышленных товаров – конвейерные ленты, изоляция для электропроводов. А затем…
Затем случился настоящий взрыв, сделавший каучук не просто товаром, а товаром стратегическим, одним из главных товаров военной промышленности. Победоносная сила целых армий теперь зависела от этого самого каучука!
Потому что параллельным курсом в мире начало развиваться недавно родившееся автомобилестроение. Первые автомобили довольно уродского вида ездили, как телеги, на деревянных колесах со стальными ободами. И трясло на них страшно, и грохотали они по булыжным мостовым ужасно, и скорость не разовьешь. В общем, никуда бы эти самобеглые коляски не продвинулись, если бы не были изобретены резиновые покрышки, которые, собственно, и превратили самодвижущиеся телеги в то, что мы называем автомобилем.
Покрышки делаются из резины.
Так в неэвклидовом пространстве экономики пересеклись две параллельные технологические линии, породив настоящий технологический взрыв: автомобилям понадобились миллионы километров ровных дорог из асфальта и мегатонны бензина, а это всё делается из нефти – и наш мир стал нефтяным. Кроме того, миллионам автомобилей требовались миллионы тонн резины – так начался золотой век каучука!
В амазонских джунглях, где росла гевея, вдруг, как грибы, выросли богатейшие города, производящие нужный всему миру монопродукт – каучук. Перуанский город Икитос, бразильский город Манаус – две ярчайшие звезды этого времени.
Вы только представьте себе эти богатейшие города, затерянные в джунглях, в тысячах километрах от океана, соединённые с остальным миром только одной дорогой – великой рекой Амазонкой, по широкой и глубокой глади которой океанские лайнеры вывозили в мир целые трюмы каучука. А обратно текли деньги, золото со всего мира. И на этих финансовых ручьях колосилось и зижделось богатство указанных моногородов. Сюда тянулись искатели приключений, мечтавшие о быстром обогащении, красивые женщины, мечтавшие о выгодном замужестве, артисты и художники, влекомые запахом шальных денег.
Деньги здесь внезапно разбогатевшим предпринимателям просто некуда было девать, и они старались превратить свои вновь построенные города, на месте коих ещё недавно были нищие индейские деревни, затерянные в джунглях, в копии лучших городов Европы. И Икитос, и Манаус соревновались за звание «тропического Парижа». Это уже конец XIX – начало ХХ веков. И это была первая сырьевая лихорадка, типичная сырьевая экономика, ведь каучук – лишь сырьё для производства резины. Никто в тропиках тогда не думал о будущем, никто не развивал собственную промышленность, это было не нужно. А зачем? Всё, что необходимо, купим на деньги, вырученные за каучук!
И покупали. Покупали целыми домами. Например, знаменитый Амазонский театр в Манаусе и Железный дом в Икитосе, привезённые из Европы, стали настоящими символами роскоши времён каучукового бума. И это не единственные дома, по частям перевезённые через океан. Мраморные особняки с резными балконами перевозились пароходами в Южную Америку из Европы.
Железный дом был и вправду железным. Местный каучуковый магнат заказал спроектировать необычный дом из железа французскому инженеру Эйфелю, по чьему проекту в Париже, как известно, возведена знаменитая Эйфелева башня. Эйфель отнёсся к заказу со всей ответственностью, дом нарисовал, детали дома были отлиты в Бельгии на металлургическом заводе и вскоре пароходом доставлены через океан в Икитос, где и собраны.
Смелая идея – иметь дом из железа! И очень затратная: это был самый дорогой дом в городе. Вот только другие «каучуковые бароны» хозяину самого дорогого в Икитосе железного дома не завидовали, поскольку жить в нём было невозможно: на тропическом солнце железные конструкции дома так накалялись, что внутри образовывалось настоящее пекло. В результате дом был продан и потом несколько раз менял хозяев. А сегодня он стоит в Икитосе, как памятник эпохе безумных трат, в нём никто не живет.
Более удачная судьба сложилась у Амазонского оперного театра в Манаусе, роскошного, красивого, похожего на каменный торт. Его называли восьмым чудом света. И поскольку ничего своего, кроме каучука, в Бразилии тогда не было, всё для постройки театра везли из Европы – медь из Бельгии, хрусталь и мрамор из Италии, литой чугун из Англии, черепицу и бронзу из Франции. Правда, дерево для строительства использовалось своё, бразильское, но и оно сначала путешествовало в Европу, где обрабатывалось, полировалось и в виде готовых изделий (мебель, панели, паркет) возвращалось обратно, поскольку своих мастеров в моноэкономике Бразилии не было. И мастеров искусств тоже не было. Поэтому после постройки театра из Европы сюда приезжали, привлечённые огромными гонорарами каучуковых дельцов, европейские знаменитости. Здесь гастролировал знаменитый Венский оркестр, и местные нувориши хлопали вальсам Штрауса, здесь пел Энрико Карузо, танцевала Анна Павлова (надеюсь, вы знаете, кто все эти люди)… «Голубой Дунай» плыл над Манаусом, знаменуя собой успех, радость и счастье сырьевого преуспевания. Казалось, ничто не может помешать этому бесконечному празднику жизни, ведь амазонская сельва была практически мировым монополистом по поставкам каучука в большой мир, где грандиозными темпами развивалось автомобилестроение, и шин требовалось всё больше, и больше, и больше, а вывоз семян гевеи из Бразилии был запрещён под страхом смертной казни.
