По ряду причин Грейланд не особо заботил вопрос поддержки со стороны общества, но ее мнение на этот счет не совпадало с мнением министра юстиции. Если честно, ее также не слишком волновало, что изменники затягивают судебный процесс. Грейланд вовсе не настаивала на том, что их всех следует предать смерти, – она не принадлежала к числу тех людей, в чьих жилах течет праведная жажда крови. Если изменники предпочитали впустую тратить время, которого с каждым днем становилось все меньше, – это было исключительно их дело, а пока что они, по крайней мере, ей больше не досаждали.
Но ей не хотелось, чтобы министр юстиции почувствовал, будто его тревоги безразличны имперо, так что она попросила его совета. Министр предложил два пункта: во-первых, разрешить министерству нанять адвокатов извне и поручить им вести наиболее значимые дела, чтобы министерство не чувствовало себя безоружным, а во-вторых, заключить сделки с некоторыми изменниками, предлагая им признать вину и назвать имена сообщников в обмен на помилование и возможность отбывать срок в исправительных заведениях родной системы.
Грейланд согласилась и с тем и с другим, предложив министру стратегически воспользоваться вторым пунктом, чтобы подорвать растущее в обществе сочувствие к изменникам и столкнуть их друг с другом в юридическом смысле, осложнив махинации их адвокатам. Она знала, что его намерения в любом случае таковы, но также понимала, что ему вовсе не помешает возможность заявить, будто идея исходила от самой имперо. И в самом деле, министр, похоже, был вполне удовлетворен, что ее мысли в точности совпали с его собственными. Оба покинули встречу, полагая, что сумели идеально манипулировать друг другом, из чего следовало, что встреча была успешной.
Далее последовало пятнадцатиминутное чаепитие с архиепископом Корбейн, которое куда больше напоминало светский визит, чем все остальные мероприятия Грейланд за целый день. Архиепископ Корбейн удачно решила стать близким союзником имперо в тот решающий день, когда потерпел неудачу переворот, и Грейланд по достоинству оценила ее усилия, открыв имперскую казну для финансирования инициатив Корбейн внутри церкви Взаимозависимости. Кроме того, Грейланд нравилась архиепископ – пожилая женщина, которая всегда была добра к ней и лучше других понимала, что значит стоять во главе обширной бюрократии, которая не всегда сочувствует твоим целям и готова проявить понимание. По сути, их деятельность во многом была схожа, и всегда приятно было поговорить с тем, кто мог понять твои самые специфические проблемы.
Грейланд не стала рассказывать архиепископу Корбейн, что в последние три месяца та могла в любую минуту погибнуть от удушья из-за строчки кода или отсутствия таковой.
Затем была короткая поездка в личном вагоне поезда на другую сторону поселения Сиань, в парламентский комплекс и ее собственный парламентский кабинет – формально Грейланд являлась представителем в парламенте Взаимозависимости от Сианя, и хотя этой привилегией она фактически не пользовалась, у нее имелся свой кабинет, где она быстро провела четыре десятиминутные встречи с коллегами-парламентариями, группами по шесть человек, а затем направилась в зал заседаний, где выступила с пятнадцатиминутной речью перед клубом юных парламентариев системы Ядра, собравшихся на Сиане на свой ежегодный слет. Появление Грейланд вызвало всеобщий восторг, и она вдруг поняла, что стала наконец достаточно взрослой, чтобы подростки казались ей невероятно молодыми. Для нее это стало новостью.
Пять минут спустя она уже снова сидела в личном вагоне, направляясь в свой дворцовый комплекс на встречу, которая больше всего ее пугала, – с графиней Рафеллией Майзен-Персо из дома Персо, который являлся правящим домом в системе Локоно и обладал монополией на ракообразных и некоторых хрящевых рыб. В системе Локоно жило шестьдесят пять миллионов человек – на шести спутниках, в двенадцати крупных поселениях и сотне с лишним поселений поменьше.
Это была также первая система, которой, по прогнозам, предстояло первой оказаться полностью отрезанной от остальной Взаимозависимости.
В настоящее время ее три входящих и четыре исходящих течения Потока пребывали в полном порядке. Примерно через шесть месяцев должно было разрушиться первое из входящих течений, с Ядра, а за ним в течение одиннадцати месяцев ожидался коллапс других шести. К тому времени почти каждой второй системе Взаимозависимости предстояло пережить свой коллапс течения Потока, но все прочие оставались бы связаны, пусть и ненадежно, с остальными.
Грейланд ожидала, что графиня наверняка будет в ярости из-за того, что, несмотря на обязательство имперо дать парламенту полгода (а теперь, скорее, даже меньше) на представление плана действий, та ничего не сделала, чтобы защитить или спасти шестьдесят пять миллионов граждан системы Локоно от грядущего коллапса. И графиня ее не разочаровала. Будучи представительницей своего аристократического дома и младшей сестрой правящей герцогини, Рафеллия Майзен-Персо устроила впечатляющее представление, оплакивая несчастную судьбу народа Локоно и едва не разрывая на себе одежду. В конце его у Грейланд даже возникло желание поаплодировать.
Но делать этого она не стала – не только потому, что это выглядело бы невежливо, но также потому, что ей было хорошо известно, что графиню вовсе не настолько заботит судьба граждан системы Локоно. Грейланд знала, что Рафеллия Майзен-Персо присутствовала на встрече, о которой говорила ей Кива Лагос, – той самой, которую организовал Простер Ву.
Более того, ей было об этом известно еще до разговора с Кивой – Цзии откопал данную конкретную тайну в том же самом банке данных, против которого Кива использовала методы социальной инженерии, чтобы раскрыть заговор. Цзии обнаружил в других банках имена прочих заговорщиков, а также зашифрованные документы, в которых разъяснялись подробности заговора, включая документ, автором которого была графиня, сидевшая сейчас напротив Грейланд. Ее послание к сестре оказалось легче всего взломать. Само письмо было зашифровано по последнему слову техники, и Цзии могла потребоваться пара десятилетий, чтобы его прочитать, если бы графиня не диктовала его в микрофон, подключенный к ее домашней сети, небиометрическим паролем к которой являлась кличка ее нынешней собачки (прелестного комочка шерсти по имени Каштан), а биометрический пароль (отпечаток пальца) имелся в имперской системе.
Грейланд не в первый раз подумала, насколько на самом деле опасен Цзии, тайный агент имперо, который имел доступ ко всей империи, знал о ней все и мог обо всем рассказать имперо – следовало лишь уметь задать вопрос. А Грейланд это умела.
Соответственно, имперо знала, что графиня Рафеллия Майзен-Персо – обманщица, требовавшая встречи по ложному поводу. Ее вовсе не интересовало благополучие шестидесяти пяти миллионов человек, которых она якобы представляла, зато ей было крайне интересно доложить Надаше Нохамапитан о текущем плане имперо по спасению Взаимозависимости, чтобы получше подстроить ловушку, в которую могла бы угодить имперо. Грейланд опасалась этой встречи, но не потому, что у нее не было ответа на вопрос, как спасти миллионы локонцев, – пока его действительно не было, и это само по себе повергало ее в уныние, – а потому, что она заранее чувствовала, каково ей будет выслушивать от графини всякую чушь насчет горестной судьбы кого угодно, кроме нее самой и, возможно, ее близких родственников и друзей.