Грейланд оказалась права, но поделать пока что ничего не могла. Она лишь смотрела и слушала страстное выступление графини, а потом, когда та закончила, поблагодарила ее за визит, коротко сообщила, что сделает все возможное для системы Локоно, и отправила графиню восвояси, не дав той разыграть очередную драму. Вся встреча заняла двадцать три минуты.
Это означало, что Грейланд неожиданно опередила собственный график на семь минут.
Около девяноста секунд из этого времени она потратила на личный звонок, добавив к своему дню последнюю встречу.
– Когда ты узнал, что твое правление обречено? – спросила Грейланд у Тома Шенвера. На мостике «Оверни» они были одни – Грейланд оставила своих телохранителей за дверью. «Оверни» стояла в личном доке имперо, и фактически она могла чувствовать себя в такой же безопасности, как и у себя во дворце. Охранникам это все равно не нравилось, но Грейланд хотела поговорить с Шенвером наедине.
Шенвер удивленно поднял брови.
– Мы что, ждем дурных вестей? – спросил он. Из всех, кого знала Грейланд, Шенвер был единственным, кто относился к ней по-простому – не из-за некоего патологического неуважения к царственным особам, но потому, что сам таковой особой являлся, будучи низложенным королем системы Понтье, существовавшей вне пределов Взаимозависимости. Иными словами, Шенвер воспринимал Грейланд как равную себе, за что она была ему признательна. Никто другой с ней так себя не вел, даже Марс, который, несмотря на их интимные отношения, вполне осознавал разделяющую их пропасть.
– В последнее время у меня нет никаких новостей, кроме дурных, – призналась Грейланд.
– Знаю, и мне очень жаль, – мягко ответил Шенвер. – Я имел в виду конкретно насчет нового переворота.
– Не переворота. Переворотов. Их несколько.
– Несколько? Я впечатлен. Приятно быть популярной.
– Но не так.
– Да, пожалуй. Естественно, я могу сказать, что думаю по этому поводу, но мне интересно, почему бы тебе просто не расспросить свой конгресс мертвых имперо? Наверняка парочка из них стали жертвами переворота.
– Ну… не совсем, – ответила Грейланд. – Некоторых убили, а некоторых… сменило семейство Ву после того, как стало ясно, что с ними проблемы.
– Сменило, – повторил Шенвер. – Мне нравится эвфемизм.
– Но убийства не были частью более крупного мятежа, и вряд ли замену семейством Ву одного из своих членов на другого можно считать переворотом. Всего лишь семейная политика.
– В последней попытке переворота участвовали Ву, – напомнил Шенвер.
– Но он закончился неудачей, – возразила Грейланд. – В то время как… – Она не договорила.
– Можешь продолжать, – улыбнулся Шенвер.
– В то время как попытка свергнуть тебя оказалась успешной, – закончила Грейланд.
– Да, – согласился Шенвер. – Я едва сумел спасти свою шкуру. И этот корабль. И несколько сотен друзей. И существенное количество знаний всего человечества того времени. И естественно, немалые материальные богатства.
– То есть ты понимал, что это случится, и знал, что не сумеешь этому помешать.
– Именно так.
– Тогда расскажи, откуда ты знал.
– Могу рассказать, но не знаю, будет ли тебе от этого польза.
– Почему нет?
– Потому что я был… как бы это сказать… не слишком хорошим королем. Уж точно не настолько хорошим, как ты, моя подружка-имперо. И тем более не настолько хорошим человеком.
– Ты вовсе не плохой человек, – возразила Грейланд.
– Теперь я стал лучше, – согласился Шенвер. – К тому же я больше не человек. Я – искусственный разум, основанный на ком-то, кто когда-то был человеком. Я помню, как был человеком, и помню, какие желания и эмоции двигали мною как человеком. У меня по-прежнему есть к ним доступ, но те же самые желания и эмоции больше не движут мною нынешним. Мне триста с лишним лет, и у меня было достаточно времени, чтобы побыть наедине со своими грехами.
– В таком случае ты не так уж сильно отличаешься от моего конгресса имперо. Их записанные версии имеют доступ к мыслям и чувствам их живых прототипов. Они просто не могут чувствовать все это сами.
– Я могу чувствовать, – сказал Шенвер. – Примерно так же, как ты можешь заново переживать свои эмоции в пятилетнем возрасте. Но ты ощущаешь их не так, как пятилетняя девочка.
– Порой со мной такое бывает.
– Что ж, прекрасно, – улыбнулся Шенвер. – Я просто хотел сказать, что под воздействием этих эмоций ты не стала бы вести себя так, как вела бы себя в пять лет. На избалованного ребенка, готового злиться по любому поводу, ты не похожа.
– Спасибо, – ответила Грейланд. – Но мне все же хотелось бы знать, когда тебе стало известно о грядущем перевороте.
Шенвер вздохнул, что было совершенно необязательно, учитывая, что он являлся искусственным интеллектом, проецировавшим голографическую версию самого себя, но тем не менее.
– Если коротко – я понял, что это случится, когда уничтожил или предал всех, кто мог стать полезным союзником, а все оставшиеся решили, что мне пора уйти. Чтобы рассказать подробнее, потребуется слишком много времени, к тому же, боюсь, это окончательно разрушит твое мнение обо мне как о хорошем человеке. Скажу лишь одно – я сам стал творцом этой катастрофы, почему, собственно, и предвидел ее задолго до того, как она произошла.
– Если ты мог ее предвидеть, то почему не смог ее избежать?
– Потому что однажды сделанный выбор порой невозможно изменить, – ответил Шенвер. – А в самом начале моего правления, когда я был напыщенным глупцом, я несколько раз совершал неверный выбор, причем за короткое время. Все остальное – лишь следствие. В конце концов – к тому времени я уже достаточно набрался ума, чтобы осознать весь ужас своих былых поступков, – мне стало ясно, что, хотя я и могу отсрочить переворот, бесконечно так продолжаться не может. И я отсрочил его достаточно надолго, чтобы иметь возможность бежать, – улыбнулся он. – По иронии судьбы, когда переворот все же случился, я уже умирал – причиной чему тоже стал когда-то сделанный выбор. Если бы заговорщики подождали еще пару лет, переворот им вообще бы не понадобился.
– Жаль, что ты тогда сделал такой выбор, – помолчав, сказала Грейланд.
– Если хочешь знать – мне тоже, – ответил Шенвер. – Не слишком приятно оглядываться назад, зная, насколько все могло быть иначе. Единственная маленькая радость, что я в итоге оказался здесь, с тобой и Марсом, который, кстати, трудится как сумасшедший, пытаясь сообразить, как можно всех нас спасти.
– Это он тебе рассказал?
– Нет, конечно. Но он приходит иногда поговорить на математические темы. Он полагает, что поскольку я машина, то сумею понять суть его расчетов, но в этом он полностью ошибается. Однако я учусь, так как мне хочется быть ему полезным. Пока что у меня это не получается, но, думаю, лишь до поры до времени. Во всяком случае, я учусь намного быстрее, чем большинство людей. Знаешь, он в самом деле выдающаяся личность, этот твой прекрасный принц.
