Ситуация накалялась. Я смотрела, как багровеет лощеная толстая морда городского главы, и не на шутку испугалась за хозяйку домика с зелёной крышей.
— Думаешь, своими елейными словами можешь умаслить, карга старая? Давно к тебе не наведывались гости из ковена с проверкой? Засиделась в покое и благоденствии?
— Ох, сколько злобы! — Мне не послышалась глубокая печаль в её голосе. — Ты всегда был жалок, Горст, в своей ненависти. Уж сколько лет прошло, а все брызжешь слюной, захлебываешься ядом. — Тон Тельмы сменился на снисходительный. — До сих пор не можешь забыть? Сам же себя и сожрешь изнутри, вот тебе мое слово!
— Убирайся из моего города! — выдавил сквозь зубы Бушар.
— Когда это он стал твоим? — наигранно удивилась Тельма. — Не мне ли благодаря ты просиживаешь своим задом место главы? Память коротка, соколик?! — закончила угрожающе.
Даже толстые щеки мужчины не смогли скрыть нервную игру желваков. Неизвестно, чем бы закончился этот обмен «любезностями» старых знакомых, если бы не появление нашего Дорана в компании чиновника в синей форменной одежде с серебристыми нашивками на воротнике и рукавах. Трактирщик поклонился бургомистру, чуть согнувшись, пролепетал слова приветствия и каких-то там благ его семье и попятился к повозке. И только когда перекошенный от раздражения и гнева толстяк отвлекся на служащего из канцелярии, взлетел на облучок и, разбирая вожжи, крикнул вдруг откуда ни возьмись собравшимся зевакам:
— Посторонись, зашибу! — Причмокнул звонко губами и как рявкнет отрывисто лошадкам: — Но, пшли!
Народ отпрянул. Бушар то ли от неожиданного возгласа, то ли сохранения здоровья ради, несмотря на изрядный вес, отпрыгнул резвым зайчиком в сторону, налетев на подчиненного и сбив того с ног.
— Тельма, что этот сукин сын хотел от тебя? — не отрывая глаз от дороги и обернувшись вполоборота, крикнул трактирщик, когда мы отъехали на приличное расстояние от места скандала.
— Как всегда, Доран, как всегда… — туманно отозвалась старушка, погрустнев.
— У меня было желание ему в лоб дать. — За грохотом коляски, катившей по мощеной улице, моё ворчание расслышала только бабулька.
— Он страшный человек, голуба. Мстительный и коварный. Оберегая свою семью, я создала монстра. Это моя ошибка, и мне с ней жить.
После этих слов, сказанных с глубоким горьким смыслом, захотелось обнять женщину, утешить. Какие бы скелеты не вываливались из её шкафа, сейчас рядом со мной сидела просто уставшая старая ведьма с тяжелым грузом за плечами, хлебнувшая в этой жизни, видимо, немало горя. Это было видно по глубоким морщинам, прорезавшим лоб; по чистым добрым глазам; грубым, но в то же время нежным рукам; мягкому и отзывчивому сердцу.
— Люди сказывают, что госпожа Кора отписала свое наследство, данное её батюшкой, средней сестре и детям, оставив уважаемого Горста практически без штанов, после того как поймала его в борделе. — Выехав за пределы города, хозяин постоялого двора вновь вернулся к теме злобного бургомистра. — Ох и трясло заведеньице — стекла звенели! Девки продажные потом неделю бледные ходили. Вот он и бесится. Срывается на всех, а сделать ничего не может. Сама же знаешь, что за душой у муженька не было ни медяка, ни серебряника. До сих пор не понимаю, что она нашла в нищем помощнике и письмоводителе тогдашнего главы совета? Такая барышня была видная, от женихов отбоя не было, и вот те раз — большая любовь! Отец госпожи уж как плевался, грозился без денег оставить дочурку, да и сдался. Возвысил проходимца, в чинах утвердил на пост, власть дал… Не ведал, что творил, старик. Не ведал…
— Правильно говоришь, Доран, не ведал. — Тельма еще больше помрачнела.
— А что, ведьма, правду говорят, есть зелье приворотное? — Выудив из головы интересную тему, наш возничий встрепенулся. — Так может, и баронессу чем опоили? Али чары какие колдовские наслали?
Бабка рядом со мной нервно дернулась после этих слов, затрясла головой, глаза прикрыла, будто приходя в себя. Сказала ровно с толикой безразличия:
— Мне то не ведомо, милок. Ты знаешь, я такими вещами не занимаюсь. Мне ещё жизнь моя дорога.
Я слушала спутников и вопреки желанию все больше подходила к неутешительному выводу: люди, события, отношения — все по единому сценарию во всех мирах!
Глава 3
— Он хороший специалист?
— О, да! У него есть визитка.
х/ф «Анализируй это»
Злавика была центром торговли всея провинции. Торговали здесь все и всем. Как шепнула бабуля, при появлении ребенка на свет лучшим ему подарком в состоятельных семьях были маленькие счеты из золота с драгоценными камнями вместо деревянных костяшек. И ценность, и развивающая игрушка в одном. Вот такая своеобразная погремушка.
Что же до самого населённого пункта, то только наличие четырех толкучек на двадцать тысяч жителей уже говорило о том, что коммерсантами здесь рождаются и умирают. Торговые лавки на первых этажах зданий с красочными, завлекающими вывесками и горластыми зазывалами начинались от самого въезда в город. Тянулись вдоль четырёх главных улиц и сходились в центре славного града, на площади святого Симона — покровителя купцов, лавочников и… Спекулянты тоже, видимо, были под крылом бородатого дядьки на постаменте из серого камня. Потому как взгляд, провожающий нашу коляску, некоторых «индивидуальных предпринимателей» из открытых дверей своих магазинчиков был уж больно настороженный и оценивающий, наметанным глазом определяющий потенциального клиента.
Благодаря хорошему настроению и красноречию нашего «предводителя» на козлах, я, еще не увидев памятник защитнику и благодетелю торгового братства, знала всю его подноготную и за какие такие заслуги его возвысили до личности, чтимой человечеством и обласканной богами. Поощряемый наводящими вопросами знахарки, нашептываемыми мною ей на ухо, Доран вещал как истинный сказитель, дополняя свое повествование интересными фактами, версиями и домыслами, ходящими среди людей. И я, с любопытством глазеющая на проплывающие мимо яркие витрины лавок и «бутиков», сделала единственный вывод из сказанного: Симон был самым что ни на есть честным торгашом всех времен и народов.
— Здравствуй, Аррия! — Звон колокольчика над входной дверью в заведение госпожи Флайт слился с приветствием Тельмы и заставил резко обернуться в сторону визитеров статную красивую женщину в темно-изумрудном платье и превосходной бабеттой на голове из шикарных каштановых волос. Дама до сего момента строго и громко отчитывала за что-то… попугая в клетке! Серого. Большого. С очаровательными волнистыми перьями, возмущенно топорщившимися на его шее. Поперхнувшись последним словом, дама расплылась в доброжелательной улыбке.
— Тельма! Да неужели это ты! Боги милостивы ко мне: сама серая ведьма во владения простой торговки Аррии приползла!
— И тебе богатого мужа, — проскрипела моя старушенция и уселась на маленький диванчик у стены напротив.
