— Увы, голуба моя, он… — кивнула на волшебную вещицу, — знает, что делает. — И уже в сторону тихо: — Надеюсь.
— Господи, да это же обычный чай! Счастье-то какое! — простонала я.
Прижав к груди мешочек с высушенными листьями растения рода Камелия, вдыхала полной грудью аромат, исходящий от горячей жидкости в чашке и распространяемый по всему помещению. Сероглазая покосилась на меня недоверчиво, поморщив носик.
— Что бы ты понимала в колбасных обрезках! — Простила я ей её дремучесть и непонимание по-настоящему вкусных и полезных вещей.
— Детонька, рассказывай уже! — нетерпеливо прервала меня знахарка, напоминая о цели нашего собрания и спуская меня с небес на землю.
Вмиг помрачнев, вернулась мысленно к видению. Со всеми подробностями, в красках и деталях изложила сцену с моим участием в страшном подвале.
— Трость у него и правда красивая, тетушка, — подвела итог рассказу и в сотый, кажется, раз задала ей вопрос: — Что же мне делать, Тельма? Отдать его сейчас истинному владельцу, значит остаться до самой смерти безглазой, безротой. Всю жизнь скрывать от людей лицо. Не отдавать… Куда бежать? На край света? К воргулам в Шудар? На Дикий континент?
Ведьма пребывала в глубокой задумчивости. Остальные подавленно молчали.
Звон колокольчика над входной дверью заставил всех дружно встрепенуться. Бросила взгляд в окно. Вечерние сумерки накрыли город. Засиделись, позабыв о времени.
— Граф Моран, наверное, пожаловал, — убито проговорила. Было уже все равно: кто пришел, зачем, к кому…
Такая дикая тоска и опустошенность навалились! Ни говорить, ни двигаться, ни думать не хотелось.
Верина кинулась открывать. Вернулась, объявляя:
— Его сиятельство ожидает госпожу Ньер. Справился, готова ли?
Прикрыла на мгновенье веки.
Решайся уже на что-нибудь, Аннушка. Это твоя жизнь. Есть надежда, что граф все поймет, войдет в твое положение. Он показался неглупым человеком. Добросердечным и порядочным… Боже мой, как же страшно!
Вышла в зал, глядя себе под ноги.
— Добрый вечер.
Красивый молодой мужчина отошел, разворачиваясь от стеллажа с коллекцией художественных вещиц. Сделал два шага мне навстречу. Замер.
— Бесса Анна, вы не готовы? — В его голосе сквозило недоумение. Конечно: ни прически, ни соответствующего для выхода в свет наряда.
— Нет, — тихо прозвучал ответ. Глубокий вдох и… — Вам знакома эта вещь? — Потянула из-за ворота платья кругляш и опустила его на грудь, поднимая лицо к собеседнику.
Он не смотрел мне в глаза, его взгляд, шокированный недоуменный приковал таурон.
— Отку… кхм, откуда он у вас? — хрипит, дрожит голос Рихарда.
— Это целая история.
Подошла к мужчине.
Его рука невольно тянется к оберегу. Потрогать, ощутить, развеять сомнения, что видит именно то, что видит.
Гулко сглотнула. Губы пересохли от волнения.
— Вы хотели знать, что я скрываю в своих глазах… — начала медленно, но возникший ком в горле не дал договорить.
Широко открытыми пустыми глазницами встретила его непонимающий взор. Миг осознания длился, кажется, вечность.
Он шарахнулся от меня, будто был отброшен неведомой силой. Наткнувшись на столик, оступился и застыл в нелепой позе с выражением ужаса на лице.
Опустила ресницы и отвернулась. Да, это пугает, но не до такой же степени! Сердечко всхлипнуло и сжалось.
Шелест крыльев жако за спиной, его пронзительное: «Бздун нам не пара!» стало последней каплей.
Я мягко осела на пол, начав сотрясаться от беззвучного смеха.
Бейл Орест вдруг коршуном набросился на его сиятельство. Не ожидавший такого от мелкого безобидного питомца Моран совсем растерялся, вяло отмахиваясь от пернатого заступника. В какой-то момент его пальцы поймали шею Перри. Тот, сдавленный жесткой хваткой, повис с открытым клювом, продолжая отчаянно бить одним крылом и скребя по воздуху когтистыми лапками. Все это прошло фоном мимо меня, уже дико и безудержно хохотавшей, стоило только вспомнить перекошенную физиономию аристократа на перл жако минуту назад.
— Исп… исп… испугались, граф?! Муж… муж… мужчины, вашу мать! От… отпусти, дурак, пти… птицу — зад… задушишь!
Чьи-то теплые руки обняли меня со спины, бьющуюся в истерике, прижимая к своему телу. Смех без перехода сменило громкое и безутешное рыдание. В нем было все — и отчаяние, и обида, и страх, и страшное разочарование, и смертельная усталость.
— Оставьте нас, пожалуйста, милорд. — Голос Аррии был сух и непреклонен. Заслонив меня от ошарашенного Рихарда, добавила вполголоса: — Приходите утром, вы же видите: разговора не получится.
Сердце глупое вновь дернулось: «Сейчас отринет просьбу, подойдет, попытается объясниться…»
Звякнул колокольчик. Для меня прозвучавший гонгом. Слишком громко. Неотвратимо. Проведя жирную черту под наивными мечтами несчастной девы из другого мира.
Глава 6
— Пан атаман, кони стоят пьяные, хлопцы — запряжённые.
х/ф «Свадьба в Малиновке»
Я что-то ела? Не помню.
Принимала ванну? Вообще не про меня.
Кто-то что-то говорил? Утешал? Заверял? Не слушала, но прилежно кивала.
Теплым настоем из трав поили, но при этом не чувствовала ни запаха, ни вкуса.
А потом просто легла и отрешилась от всего. Впала в тягучий, беспросветный транс. Ни мыслей, ни желаний, ни эмоций.
— Может быть, дать ей пощечину? — Робкое предложение Верины даже не возмутило.
— Нюхательную соль можно попробовать. У меня осталась с лучших времен, надо поискать. — Аррия.
— Поспать ей надо. Жизнь перевернулась у девочки и понесла её без остановки по ухабам и ямам, — высказалась Тельма, кутая меня в одеяло. — Голуба, да закрывай же ты глазки наконец — нет ничего интересного на этом потолке. Сон лечит. Утро развеет горечь и печаль. Разгонит усталость и боль. Ты сильная, хорошая моя, ты справишься, — уговаривая, вещала «тетушка», поглаживая «племянницу» по руке.
С чем справлюсь? И зачем? Все пустое. Не хочу всю жизнь скрываться, шарахаться от людей. Избегать любого контакта. Не хочу!
Накрыло воспоминанием, отдаляя куда-то на периферию сознания тихие разговоры женщин у кровати.
Приглушенный свет от настенного бра освещает стол на кухне, за которым сидят двое за беседой. Кофейный аромат витает в воздухе, просачиваясь сквозь неплотно закрытые двери. Летит, достигая прихожей, где в полной темноте притаилась молодая девушка. Она подслушивает. Хмурит брови. Ей не нравится то, о чем говорят старые друзья этим поздним вечером.
