Крепость… С недавних пор Дункан чувствовал что-то неуловимо-тревожное в воздухе родного замка. А еще приходили сны. Всегда надрывно-щемящие, колющие, терзающие и рвущие память — и тем пасмурнее казался наступавший день, тем угрюмей становился он сам и к вечеру все более страшился повторения сна.
Громкий вскрик из-за стены разбудил Юлию среди ночи. Спихнув с себя спящего Марса, девушка поднялась с постели, зажгла свечу и как была, босиком и в тонкой ночной сорочке, выскочила в коридор. Двери покоев мужа были не заперты. Громкое хриплое дыхание мужа доносилось из открытой спальни. Подойдя к кровати, поставила подсвечник на маленький столик и, наклонившись над спящим, невесомо коснулась ладонью его лба. Холодный и влажный. Его светлость, тяжело дыша, раскинулся на ложе, высоко запрокинув голову. Наволочка была мокрая от пота, а одеяло и сбившаяся простыня скомкана и прижата ногами. Метнувшись в ванную комнату, Лия схватила полотенце и, намочив один край водой из кувшина, вернулась к Дункану. Стараясь делать как можно нежнее, обтерла его лоб, шею, грудь…
— Юлия? — удивленно просипел мужчина, открыв глаза.
— Вы кричали, — проводя по его плечам влажной тканью, невозмутимо ответила девушка.
Эррол лежал, боясь пошевелиться, наблюдая за хлопотами жены. А та, приободренная тем, что ее не остановили в порыве поухаживать за супругом, совсем осмелела.
— Приподнимите голову, — попросила, аккуратно выдергивая из-под него мокрую от пота подушку. — Что с вами было? — сухая заняла место под головой герцога.
— Дурной сон, милая.
— Не хотите говорить правду? — взявшись за одеяло, попыталась выдернуть его из ножного захвата.
— Не хочу… Ну, вот что ты делаешь? — улыбнулся, глядя, как возмущенно подпрыгивают папильотки на ее волосах, когда она влезла к нему на кровать и, пыхтя, стала тянуть это самое одеяло на себя.
— Так поднимите ноги! Вы же тяжелый! Не видите, девушка мучается?
Герцог фыркнул и приподнял конечности, позволив Лии победить сопротивляющуюся постельную принадлежность.
— И часто вас мучают кошмары? — она опустилась на колени на перину и укрыла его, тщательно подоткнув покрывало со всех сторон. Потом, осмотрев результат своих усилий, стала сползать с ложа и пискнула от неожиданности, когда пальцы Дункана обхватили ее лодыжку и подтащили к себе.
— Боги, да ты ледяная! — возмутился Его светлость, проигнорировав вопрос. — Иди сюда, греть буду.
Затащив супругу к себе под бок, прижался грудью к ее спине и обхватил руками. В отличие от ног сама Юлия была теплая. Мягкая. Родная.
Девушка затаилась, чувствуя размеренное и теплое дыхание мужа у себя на затылке. А что вытворяло ее сердечко!
— Можно их убрать? — спросил он и подцепил губами одну папильотку.
— Можно, — шепнула она и смутилась, вспомнив, в каком виде предстала перед мужем. С этими «бантиками» на голове!
Пальцы Эррола медленно и осторожно раскручивали тряпочки, выпуская прядки на свободу. От нежного копошения рук у себя в волосах герцогиня пребывала в ленной неге, блаженствовала и чуть ли не мурлыкала от удовольствия от мягкого массажа, который устроили ей эти пальчики.
— Спи, мой ангел, — последнее, что услышала девушка перед тем, как провалиться в сон. А легкий поцелуй на своей шее ей уже приснился.
Глава 14
Молодая, очаровательная гостья, графиня Саввойская, которая прибыла на бал по приглашению самого императора Генриха X, была несомненно хороша. С пышной грудью, что не умещалась в жесткий для таких богатых женских форм корсет, и блеском карих глаз, в которых граф Харт Бероуз усмотрел обещание неземного блаженства. Интересно прикоснуться к этой коже, наверняка она так же нежна на ощупь, как и на вид…
— Граф! — рявкнул Генрих, и вампир, «вынырнув» из глубокого выреза на платье незнакомой брюнетки, едва не выронил из рук папку.
— Да, ваше величество, я весь внимание.
— Ты подготовил для меня список того, что мы можем подарить ценного сопредельному государству, дабы выглядело достойно, но нам от этого без урона?
— Конечно, ваше величество, взгляните, — произнес Харт, открывая папочку перед носом коронованной особы, — картина Зарубеля «Дева с перьями» или скульптура «Венера с руками».
— Почему с руками? — опешил правитель.
— Безрукая бесценна, — пояснил вампир, снова пытаясь отыскать глазами полнокровную красавицу, но ее нигде не было видно.
— Тогда эту, с руками, и хватит, — кивнул, соглашаясь, Генрих.
— Вы правы, сир. А что делать с изумрудным гарнитуром к охотничьему костюму?
— Обойдутся! Я сказал — без урона!
— Понял Вас, — хмыкнул советник, продолжая отслеживать всех брюнеток, находящихся в зале.
— Еще б ты не понял, — усмехнулся император, — не первый год советником служишь, — и, покосившись на её величество в соседнем кресле, кивнул в сторону кучки представителей делегации из Зейрасса и других дипломатических особ из сопредельных государств. — Советую обратить внимание на дочь посла Дальглера. Милейшее создание! Можешь быть свободен.
— Как Вам будет угодно, — склонил голову граф Бероуз.
Через минуту он уже мило раскланивался с дамами, перекидывался короткими репликами с мужчинами… Все как обычно, ничего нового и интересного, кроме той красотки, в чьих венах наверняка течет много сладкой крови.
Бал разгорался час от часу сильнее. Тонкий чад волновался над бесчисленными тускнеющими свечами. На небольшом возвышении с визгом скользили смычки по натянутым струнам. Быстрее бился пульс, чаще встречались руки, громче звучал смех, и томнее делались взоры.
Его сиятельство уже насмотрелся на белые худенькие плечи Мареллы Дальглер и успел сосчитать на них все фиолетовые жилки, надышался ее запахом, подавляя желание скривиться от резкого для его чувствительного носа парфюма. Наговорился с ней обо всем, о чем можно наговориться за два танца. И — о, неблагодарный, — чувствовал лишь раздражение и голод.
— Граф! — извиваясь среди танцующих, к ним пробиралась рыжеволосая леди Селена. Молодая милейшая особа мертвой хваткой вцепилась в рукав графского камзола. — Ваш друг меня обидел!
— Кто посмел? — оскалился в ответ Бероуз той самой улыбкой, от которой у простого люда стыла кровь.
— Этот пройдоха — виконт де Катис! Нашел себе другую, нагло бросив меня прямо там, на балконе!
— Что вы говорите? — изумился Бероуз, который точно знал, что Оноре не упустил бы повода воспользоваться милостью малышки Селены, а тут такой поворот!
