А город взяли утром. Ночью даже мы хорошо слышали доносящиеся с передовой выстрелы и взрывы, видели зарево от пожаров. Наши два транспорта обеспечения, несмотря на практически непрерывную работу по обслуживанию техники, умудрились подойти за вчерашний день к городу и уже в стремительно накатывающих на истерзанную землю сумерках остановились на внешнем рейде Константинополя. Как раз на виду лежащей на боку туши «Гебена». И потому-то каждый раз после очередного вылета нам было всё проще и проще возвращаться «на базу». Проще и ближе.
А мне, несмотря на усталость, так и не удалось выспаться. Почему-то как только закрывал глаза, так сразу чудился в плеске волн скрип лодочных уключин. А ну как заснёшь, а в это время нас начнут какие-нибудь янычары атаковать? Подплывут тихонечко на лодке под покровом ночи (а южные ночи тёмные – в двух шагах ничего не различишь. Особенно когда небо дымом затянуто и луна через этот дым еле-еле пробивается своим бледным светом), перережут лётный и технический состав, пожгут самолёты вместе с нашими сонными или уже безжизненными тушками, и хана. Так что, несмотря на выставленный многочисленный караул из состава лётных экипажей и вахты транспортов, мне всё равно не спалось.
Но не все были такими же мнительными и осторожными, как я. Экипаж дрых без задних ног. Даже казачьи души в лице Игната и Семёна страха не ведали и сопели себе спокойно в две дырки на жёстком фанерном полу «Муромца», словно находились сейчас дома и нежились на пуховой перине под мягким родным бочком. Изредка просыпались, вслушивались в громыхающую ночь, сверкали коротко блеском открытых глаз и снова засыпали, убедившись в отсутствии непосредственной опасности.
И лишь когда снаружи что-то развиднелось, тогда и я провалился в крепкий сон. Словно одним махом в яму ухнул. Отключился.
Поспать так и не удалось.
Вот как раз в тот момент, когда я наконец-то успокоился и расслабился, меня и вызвали через вестового на совещание к командующему. Пришлось продирать глаза, кляня себя за свои ночные страхи, срочно приходить в себя и добираться до флагмана на посыльном катере.
Удивился, когда сумел прочитать на его корме короткое название, к какому именно кораблю приписан этот катер. Когда это «Евстафий» успел из Дарданелл вернуться? Вчера же самолично наблюдал его сверху во главе нашей эскадры, он в числе прочих усиленно обстреливал батареи пролива, высаживал катера с десантом. И вот он уже здесь. Сейчас все новости и узнаем.
Поднялся по спущенному трапу на борт мимо вахтенного помощника с матросами, козырнул в ответ, проследовал за вестовым в знакомую кают-компанию, поприветствовал собравшихся командиров экипажей. Представляться не потребовалось – вокруг только свои, авиаторы, давно знакомые лица. А буквально сразу за мной подтянулись и остальные командиры самолётов. Пока была такая возможность – сразу, как вошёл, так и осмотрелся.
Кроме нас, авиаторов, присутствует несколько старших офицеров корабля, правда, сидят они отдельно от нас, своей тесной группой. Содружество, маму иху, родов войск, чтоб вас всех поперёк колена! Боевое братство, называется! Нет чтобы вперемешку сесть. Хотя, что-то сдвинулось в лучшую сторону после вчерашних событий. Теперь хоть смотрят на нас спокойно и даже благожелательно, без снисходительных, хоть и тщательно скрываемых усмешек, как недавно. Вот ведь! После постановки задачи на флагмане и пары суток не прошло, а насколько отношение к нам поменялось. К нам и к нашей работе. Если раньше офицеры Черноморского флота смотрели на авиацию, как на некую любопытную причуду, или, в крайнем случае, как на какую-то непонятную пока вспомогательную помощь в виде воздушной разведки, то вчера мы всем доказали, что авиация отныне представляет грозную и неотвратимую силу, с которой обязательно нужно считаться. И непременно учитывать её в предстоящих военных раскладах…
Осмотрелся, пробираться в первые ряды не стал, увидел махнувшего мне рукой товарища и компаньона, пошёл к нему. Уселся тут же на свободное место рядом с ним, с Игорем Ивановичем Сикорским, поздоровался вполголоса, собрался было полюбопытствовать о его вчерашней работе, но не успел с этим. Матросик подошедший помешал, сверкающий серебром поднос протянул. Подхватил с подноса стакан горячего чая в блестящем, начищенном подстаканнике, оглянулся, как мне показалось, незаметно. Все с чаем, не я один такой исключительный. Поднёс стакан к губам, с удовольствием втянул в себя вкусный терпкий запах, осторожно сделал первый малюсенький глоточек. Горячо же. Ах, как хорошо! Даже резь в глазах пропала. Ну какие теперь могут быть вопросы? Сначала чай!
Вот за что я люблю флотских, так это за дисциплину и порядок. Мы с утра небритые, заросшие щетиной, даже ещё не позавтракавшие, а здесь салон сияет белоснежными скатертями, воздух свежий, гарью пожаров не порченный. Из распахнутых иллюминаторов и вливается, кстати. Неужели пожары в городе к утру утихли?
И чай. Крепкий, с кислой, бодрящей ум долькой лимона и сахаром.
С удовольствием всё до донышка выпил. И приготовился кому-нибудь внимать. Обязательно ведь разговоры начнутся, пока начальства нет. Вон как после чая народ оживился, расслабился, зашебуршился. Угадал.
Александр Васильевич Каульбарс поднялся. Развернулся лицом к собравшимся, тихонько кашлянул, привлекая тем самым всеобщее внимание:
— Господа, пока ожидаем командующего, коротко выскажусь. Сначала то, что касается непосредственно моих подчинённых. Вам же, господа, — короткий поклон в сторону группы морских офицеров. — Всё скажет лично Андрей Августович. С вашего же разрешения я продолжу. Александр Васильевич громко откашлялся в платок, сложил его, убрал в карман и оглядел нас внимательно. Каждого. Только после этого продолжил:
— Самым первым делом должен передать вам всем высочайшее одобрение вашими действиями. Слаженная и эффективная работа авиации стала именно той гирей, которая перевесила чашу сражения на нашу сторону. Благодарю вас всех за службу, господа офицеры!
Пришлось нам вставать и отвечать, как Уставом положено. А тут и двери в кают-компанию распахнулись, привлекая к себе общее внимание и от увиденного заставляя развернуться и вытянуться «во фрунт», замереть.
Генерал Каульбарс команду подал, шагнул навстречу Николаю по проходу, отдал рапорт. Вслед за государем повторил команду «Вольно», и отступил чуть в сторону, освобождая проход и пропуская императора со свитой.
ЕИВ собственной персоной пожаловал, в сопровождении великих князей Николая Николаевича и Александра Михайловича! Следом за ними Эбергард и Янушкевич. Удивило то, что двери сразу же закрылись, буквально отрезая идущую следом группу офицеров Генштаба и свиты. Впрочем, как я ни прислушивался, а никакого ропота за дверями не услышал. Только стулья громыхнули, и всё. А мы, получается, избранные?
Выходит, не соврали слухи? Государь и впрямь прибыл в Крым. И лично решил участвовать в Босфорской операции? Так сказать, первым ступить на отвоёванную землю? И первым же посетить Святую Софию? Ладно, это не моё дело. А вот для чего я здесь? Если присутствие Каульбарса и Шидловского ещё как-то объяснимо, не говоря о командующем Черноморским флотом, то я-то с командирами самолётов и старшими офицерами корабля здесь каким боком? И почему тогда нет командиров пехотных и казачьих частей, в таком разе? Что было бы весьма справедливо… Или с ними чуть позже государь с князьями будет встречаться?
