Присоединился к товарищам, а из головы всё не выходил этот разговор. И куда меня несёт? Хитрее нужно быть, изворотливее. А я правду-матку в глаза режу. Зачем? Кому она нужна, правда-то? Нет, нужна! И буду резать! Только так и никак по-другому. А иначе для чего я здесь?
Летим на Кавказский фронт… Куда именно летим-то? Ладно в Ставку, туда маршрут известен, а на Кавказ? Ведь нам подготовиться к перелёту нужно, карты хотя бы получить. А связаться с Юденичем? А обозначить и подготовить аэродром посадки? Лучше бы я вот эти самые вопросы императору задал, а то всякая ерунда в голову лезет. И что теперь делать с подготовкой к завтрашнему вылету?
После торжественного мероприятия уже на выходе меня аккуратно перехватил офицер в голубом мундире. Поздоровался, представился и тихонечко так, вежливо, но не подразумевая отказа предложил прогуляться по залитому лунным светом парку. Кивнул товарищам и отошёл в сторону, принял предложение, так сказать. А почему бы его и не принять? Особенно когда его, предложение это, настолько вежливо предлагают? Каламбур, однако. А если откровенно, то я уже догадываюсь, что, а точнее кто стоит за этим предложением от голубых мундиров.
Прогулялись. Молча. Вышли в парк, свернули на освещённую лунным светом боковую дорожку. Пока то да сё, а на улице уже стемнело, звёзды высыпали. Я шёл чуть позади, на четверть шага где-то, словно полностью доверяя своему провожатому. А на самом деле внимательно прислушивался к ночи – так, на всякий случай. Мало ли что.
Дошли до зимнего павильона. В котором мне навстречу поднялся сам Джунковский. Только теперь понял, насколько я был напряжён этим приглашением и прогулкой. Догадки догадками, а осторожность ещё никому не повредила и не помешала.
Улыбнулся искренне идущему навстречу генералу. Подобное отношение – честь для меня. И почему я ни разу не удивлён? Как знал, что он обязательно должен объявиться. Сейчас бы сюда ещё Мария Фёдоровна из какой-нибудь неприметной дверки вошла…
Нет, не вошла. А с Владимиром Фёдоровичем мы проговорили долго, больше двух часов. В самом начале разговора насторожился, дёрнулся – на одно из высоких окон в виде узких стрельчатых арок упала неясная тень снаружи.
— Охрана? — всё-таки сообразил спросить, прежде чем вскакивать.
— Охрана, — с еле заметной улыбкой наблюдал за моей реакцией жандарм. — Как же мне без охраны, Сергей Викторович?
И я немного расслабился. И уже не так резко реагировал на продолжавшие периодически мелькать неясные тени за окном.
А мы так и сидели почти в полной темноте при свете маленького светильника. Разговор шёл непростой, тяжёлый. Тяжёлый по своему содержанию и новостям. Владимир Фёдорович приехал в Ливадию с Николаевских верфей, где сейчас полным ходом по личному указанию государя шла инспекторская проверка. Проверяли всё. Ход работ и сроки их выполнения, соответствие тех же работ проектной документации и, конечно же, параллельно со всем этим вели своё расследование жандармы.
Сказать, что Джунковский был удивлён результатами инспекции и проверки, значит погрешить против истины. Да не был он удивлён! Картина на Николаевских верфях соответствовала большинству картин на удалённых от центра российских предприятиях. Рабочие революционные ячейки охватили практически всё производство в стране. Исключение составляли те заводы и фабрики, где работа с людьми велась по методике Зубатова. Вот там был полный порядок. И на Николаевских верфях тоже будет срочно вводиться этот подход, будет проведено акционирование предприятия. Здесь свою роль сыграла удалённость от столицы, от так называемого центра государственного управления и вообще жизни.
— Сидят, словно лягухи в болоте. Пригрелись, шевелиться никто не желает. На то, что под носом творится… А-а, — махнул со злостью рукой Владимир Фёдорович, обвиняя местную полицию и жандармов. — Дела никому нет! Ну, уберу я этих… Так где других взять?
— А ведь подобное происходит повсеместно, — плюхнул и я свою очередную ложку дёгтя в сторону его ведомства. — Кроме центральных губерний. Не успеет Зубатов со своей командой везде побывать.
— Меня больше другое удивляет. Ладно жандармы с полицией! Здесь мы кое-как начинаем порядок наводить. Я о другом сейчас. Ведь закон об акционировании предприятий приняли! Дали возможность рабочим участвовать напрямую в управлении и получении доходов. Если бы вы знали, Сергей Викторович, чего это государю стоило! Сколько на него собак повесили! И что? Получается, всё зря? Ничего ведь не работает! Эти ячейки революционные словно тараканы плодятся! Одну выведем, так взамен две новых появляются!
— Ну, кое-что и кое-где прекрасно работает. И вы об этом знаете. А то, что здесь творится… Так чем дальше от столицы, тем меньше на закон оглядываются местные чиновники и промышленники с купцами. А с ячейками вы и без меня разберётесь…
— Да знаю я! — махнул рукой Джунковский. — Всё знаю! По должности положено знать! Беспокоит одно – успеем ли что-то сделать?
Промолчал на этот явно риторический вопрос. А что отвечать-то? Владимир Фёдорович и сам всё прекрасно понимает. Только уголком рта дёрнул. И всё.
Как там говорили в моём времени? «До Бога высоко, до царя далеко»? Вот и здесь имеется что-то подобное. В столице и рядом с ней порядок быстро навели, а вот дальше к окраинам… Дальше дело шло трудно – на местах своя власть, свои порядки, иной раз абсолютно далёкие от столичных.
Поговорили и о недавних событиях на фронте. Откуда бы я о них узнал? Газет не читал, просто не хватило на них времени. Только-только оклемался после Босфора. С удивлением услышал об успехах Балтийского флота. Эскадра адмирала Эссена не только способствовала взятию Данцига, но и блокировала с запада все подходы к Щецину, выставив от устья Свины до острова Борнхольм плотные минные заграждения.
И снова я задал тот же вопрос, что задавал совсем недавно императору:
— Владимир Фёдорович, а почему именно Рузский был назначен командующим? Вы же знаете о его дальнейшей роли в истории Отечества?
— Знаю. И император знает. Но предпочитает всё-таки в первую очередь верить своим людям. Не удалось нам с вами безоговорочно убедить императора в причастности Рузского к предстоящим событиям. Слишком уж у генерала хорошо язык подвешен. Умный и скользкий. Как вы когда-то очень верно сказали? «Без мыла в задницу влезет»? Верно, верно и очень точно! А то, что генерал очень умный… Если бы ум этот на благо государства работал… Он и в Ставке свои ошибки умеет лихо на подчинённых переложить. У него все вокруг останутся виноваты. Ничего… Насколько я знаю, при осаде Данцига он проявил преступную нерешительность и медлительность. Объяснил собственные неудачи якобы отсутствием «Муромцев» Шидловского с их чудо-оружием. На Ставку собственные ошибки переложил. Предупреждая возможное наказание быстро сказался больным и сдал командование фронтом. На его место перед моим отъездом прочили Ренненкампфа.
— Да, Владимир Фёдорович, сколько мы с вами, да и не только с вами ни говорили о последующих событиях в жизни империи и о некоторых людях, непосредственно в этой жизни участвующих, а всё без толку, ничего не меняется…
