Это и был доктор Дорн, ее доктор Дорн, человек, которого она любила и который упорно не желал делиться с ней тайной своего происхождения.
И говорить, из какого же литературного произведения он пришел.
Но от этого она доктора Дорна, своего доктора Дорна, любила не меньше, а, вероятно, даже больше. Раз не говорит, значит, у Жени на то свои причины, причем весомые.
И наверняка он не был доктором Дорном, Евгением Сергеевичем, а присвоил это имя, позаимствовав его у чеховского же персонажа из «Чайки».
Хотя таковым сам не являлся – Нина когда-то тайно от Жени побывала в «Чайке» и убедилась, что подлинный доктор Дорн – не ее, тот и выглядел иначе, и по характеру был совершенно другим человеком.
Этот вопрос довлел над их пусть и не самыми простыми, но сердечными отношениями, но в этот момент Нина была ужасно рада видеть доктора Дорна, ее доктора Дорна, или просто Женю (и пусть в реальности у него другое имя, хотя, спрашивается, в какой реальности?). После завершения этого утомительного, долгого, но такого классного путешествия Нина была крайне рада видеть своего любимого.
Но все равно не понимала, откуда он тут взялся – семь минут назад, когда она уходила в мир «Лолиты», его в «Книжном ковчеге» не было: доктор, подобно легендарному коту, гулял сам по себе, то исчезая, то появляясь, и Нина давно приучила себя не задавать вопросов.
Ответов все равно не было.
Ведь время он проводил не у другой женщины, а в других литературных вселенных.
Хотя ведь и там у него вполне могла иметься другая женщина, причем даже и не одна!
Нет, и о чем она только думает?
– Добрый вечер, Женя! – ответила она и, подойдя к доктору, своему доктору, поцеловала его.
Отметив, что ее любимый доктор выглядит усталым и встревоженным.
– Спасибо за чай! – произнесла она, прекрасно зная, что задавать вопросы не имеет смысла: доктор на них ответа не даст, и они только в очередной раз поссорятся.
Если захочет, сам ей все расскажет. А вот если нет…
Значит, у доктора, ее доктора, будет одной тайной больше.
– Я вот и пирожных тут прихватил, – произнес он, подавая ей на тарелочке замечательные кондитерские изделия, от которых у Нины тотчас слюнки потекли.
Откуда он их только принес – явно не из близлежащего супермаркета! А судя по всему, из литературной вселенной, откуда, как и она сама, вернулся обратно в «Книжный ковчег».
Прихватив при этом пирожные – для нее.
Интересно только, из какой?
Вообще-то все, что она пыталась принести с собой из литературного мира, за исключением одежды, которая была на ней, исчезало, как только она переступала порог портала.
Причем именно что своего портала – ведь это был ее «Книжный ковчег».
А вот у доктора Дорна, который отчего-то мог приносить с собой все, что ни пожелает, в Москве имелся собственный – она там бывала и убедилась, что выглядит он совершенно иначе, представляя собой огромный книжный магазин, где, однако, в подсобном помещении находилась неприметная дверь, за которой и располагался портал для путешествий в литературные вселенные – портал ее Жени.
Но так же как через этот портал входить и выходить мог только он, – или тот, кого портал пропускал еще, – через ее портал входить и выходить могла лишь она сама.
Ее саму портал Жени, к примеру, не пускал, хотя она пару раз и пыталась.
А вот он вполне себе мог шастать через ее – что за неравноправие такое, собственно?
Да и литературные персонажи вообще-то не могли проникать из своих миров в этот, а вот доктор Дорн, ее доктор Дорн, таковым, собственно, не являвшийся, вполне себе мог.
Как всегда, он от всех отличался. За что она его и любила, причем так сильно!
– Отлично, большое спасибо! – ответила Нина и, схватив одно из пирожных, тотчас отправила его в рот.
Изумительно! Принесенные из литературной вселенной пирожные-безе сохранили свой небывалый вкус. Там все было вкуснее, правда, также и калорийнее – не следовало бы ей объедаться сладким.
Однако, не вытерпев, Нина тотчас взялась за второе пирожное.
– А как твое прошло? – спросила она, пытаясь вспомнить, как долго не видела Женю.
Ну да, несколько месяцев, причем не тех, которые она провела в «Лолите» (ведь в ее мире прошло всего семь минут!), а несколько месяцев в этом самом ее мире.
Он где-то пропадал, занимаясь тем, о чем упорно не хотел ей поведать, и Нина уже смирилась, что расспросами тут не поможешь.
Но все равно спросила – хотя бы из чистой вежливости.
Ну, и, конечно, из любопытства.
– Ты чай-то пей, а то остывает, – произнес доктор Дорн, посверкивая стеклами своего чеховского пенсне, и Нина, едва сдержав вздох, поняла: нет, и в этот раз он ей ничего не скажет, хотя сам пожелает узнать мельчайшие подробности ее литературного путешествия.
Неужели все мужики такие – даже из литературных миров?
– Тебе ведь тоже налить? – произнесла Нина, прекрасно зная, что доктор предпочитает кофе.
Но, слушая ее рассказы, обычно пьет заодно с ней чай.
– Нет, не надо, – ответствовал тот и нахмурился.
Нина, отказавшись от мысли взять еще одно пирожное, прошла к столу, села на табуретку и, помешивая чай заботливо предложенной доктором Дорном, ее доктором, ложечкой, не удержалась:
– Я же вижу, что что-то случилось, Женя! Только не говори, что все в порядке, все равно не поверю. И не переводи разговор на мое путешествие. Я о нем потом как-нибудь поведаю, потому что все прошло занятно, сумбурно, но вполне успешно. Даже, можно сказать, более чем. Гумберт Гумберт до Лолиты не доберется теперь никогда!
Некое подобие слабой улыбки возникло на лице доктора, и он сказал:
– Ну, там, куда ты попадаешь, Ниночка, всегда все в порядке. В отличие от моих вояжей…
Продолжая помешивать чай в чашке, девушка решительно произнесла:
– Женя, тебе нужна помощь, и не отказывайся ее принять. Или ты мне не доверяешь?
Звучало почти так же, как сакраментальное «Ты меня уважаешь?», да и суть, вероятно, была примерно та же.
Доктор, взяв с тарелочки пирожное (хотя обычно никогда себе такого не позволял, дозволяя Нине слопать все то, что принес из своего путешествия, в одиночку), надкусил его и тщательно прожевал, явно о чем-то размышляя.
Нина, отпив чай, не торопила его. Потому что это все равно ни к чему бы не привело.
