Я сглотнула, мысленно костеря на все лады хитрюгу Арена. Не обманул, нет. Всего лишь недоговорил! В результате чего я чувствовала себя преданной… Правда, на фоне умудрённой опытом настоятельницы, основатель касты ночных мотыльков со своими манипуляциями показался мне банальным ничтожеством.
Да. В деле деликатного промывания мозгов Нарая была настоящим профессионалом. Если бы я вовремя не догадалась прекратить споры — уже через пару дней согласилась бы принять постриг. А так, вспомнив все свои невольничьи навыки, перестала реагировать на провокации, а потом и вовсе замолчала. Насовсем.
Немного побившись в возведённую мной стену отчуждения, монахини всё-таки отказались от своих попыток наставить меня на путь истинный и позволили спокойно ждать спасения. Словно они и правда уважали чужие желания… Вот только в действительности им просто было некуда торопиться!
Время ломает медленнее, зато надёжнее. Зачем тратить силы? Очень скоро я привыкну и сама на всё соглашусь…
Похоже, именно это имел в виду Арен.
Знала бы — убила!
Как ни странно, боли в общепринятом понимании не было. Ни физической, ни моральной. Как и обиды. Хотелось всего-навсего взорвать колонию к шарку. Или броситься на первую попавшуюся монахиню с кулаками. В идеале, конечно — на настоятельницу. Да хоть сломать что-нибудь, неважно! Покричать. Поплакать… Лишь бы выплеснуть переполняющие эмоции. К сожалению, у меня не было на это права. Первый шаг к поражению — признание. А я не собиралась опускать руки! Из любой ситуации есть выход! И мне требовалось его найти.
— Хорошо. — Решительно отставив истерику на тему своей излишней доверчивости некоторым ночным мотылькам, сказала я. — Как часто они прилетают?
— По-разному. — Неопределённо повела плечами Нарая, элегантно заглатывая следующую ложку бурой каши. — Порой каждые две недели заглядывают, а иногда годами не появляются. Как пойдёт.
Во рту окончательно пересохло.
Я рисковала не просто застрять там, где меня и искать-то не станут! Мне предстояло родить тут сына, а то и вовсе воспитать из него мужчину, если в ближайшем будущем не подвернётся спасительная возможность смотаться!
Перед глазами будто наяву возникла картинка, как молодой Лауль с моими чертами лица охмуряет престарелых монахинь.
Зажмурившись, я отогнала пугающее видение и залпом выпила стакан воды.
Оформлять документы на ребёнка, родившегося неизвестно где и непонятно от кого, тоже было не самой радужной перспективой. Однако здесь на помощь мог прийти генетический тест, который бы чётко установил наше родство, а остальное — мелочи, недостойные внимания.
И всё же они огорчали.
— Можно с кем-нибудь связаться? Попросить сделать небольшой крюк и забрать меня?
— У нас нет контактов с внешним миром. Они нам не нужны.
Почему-то на другой ответ я и не рассчитывала.
— Даже с бабочками или мотыльками? — Осведомилась вяло.
— Даже.
Ну, разумеется. Абсолютно автономная колония. Мир рухнет, а здесь об этом никто даже не узнает. Человечество вымрет, а монастырь будет мирно существовать дальше…
Я почувствовала себя консервированной креветкой в жестяной банке — видела муляжи в музее. Тоже вполне самодостаточная система, не нуждающаяся в помощи извне… Пока срок годности не выйдет. А потом всё стухнет.
Мои мечты и надежды разбились вдребезги. Для всех я погибла, а на деле…
Лучше бы и вправду умерла. Самой мучительной смертью из возможных.
— Не расстраивайся. — Придвинулась ко мне молодая девушка-послушница. — Ты очень быстро забудешь о прошлом. Там, за пределами монастыря, нет ничего хорошего. Только боль, жестокость и страдания. А здесь тихо и спокойно. Как в раю.
Расстроенная, я механически кивнула и молча опустила взгляд в тарелку.
Покориться? Никогда! Но смириться со своей участью всё же пришлось.
* * *
Я сидела у окна и шила. Руки работали сами по себе, позволяя мыслям гулять настолько далеко, насколько хватало моего могущества. Но с каждым днём его становилось всё меньше…
Время неумолимо текло вперёд, обтачивая меня секунда за секундой и приводя мнимую покорность в настоящее смирение. Я ничего не могла сделать, а между тем ждать становилось всё труднее. Надежды таяли прямо на глазах, мечты о свободе уносились прочь, желание бороться постепенно ослабевало, и жизнь в монастыре уже не казалась такой пресной.
Девушки-послушницы были милы и приятны. Монахини — строги, но добры и справедливы. Порой я ловила себя на мысли, что мне нравится с ними беседовать… Правда, это не мешало мне благоразумно держать язык за зубами.
Да, пусть связи с остальной частью вселенной не было, инстинкт самосохранения никто не отменял. И пока я не сдалась окончательно — старалась придерживаться старой линии поведения… Что с каждой неделей становилось всё сложнее. Пожалуй, на поддержание воспоминаний уходила большая часть моих сил. Зато именно благодаря им мне было за что бороться! Иначе бы я давно уже стала послушницей…
Периодически в голове всплывал один и тот же животрепещущий вопрос: как это всё выдерживали будущие бабочки?.. Ведь чтобы сохранить себя в подобных условиях, надо обладать невероятной волей… Или наоборот — гибкостью и мягкостью пластилина.
Вот последнего мне явно не хватало. Всегда.
Неожиданно плавное течение моих мыслей было прервано тихим скрипом. Кто-то открыл дверь и наступил на неудачно уложенную половицу.
Бывает.
Не шелохнувшись, я продолжала бездумно работать, лишь краем мозга отметив, что шаги посетителя подозрительно тяжелы.
— Мина?.. — Осторожно поинтересовался вошедший смутно знакомым голосом.
Закрепив нитку, я медленно обернулась и посмотрела на гостя.
Мужчина…
— Ганс! — Осознав, кто явился по мою душу, радостно вскричала я. — Шарк, Ганс! Не может быть! Как ты меня нашёл?!
Все прошлые обиды и разногласия вмиг отступили на второй план. За мной прилетели — вот что было главным! Одна эта мысль возвращала к жизни!
Отбросив стеснение вместе с табуретом в сторону, я кинулась на шею бывшему другу, чьё появление стало несказанным счастьем.
Широко улыбнувшись, напарник осторожно приобнял меня за талию и нежно привлёк к себе. Из груди вырвался вздох, полный блаженства. Я почувствовала себя дома…
Всё будет хорошо! Теперь — точно! В этом я была уверена.
Не знаю, сколько мы так простояли. Может быть минуту, а может и час, но для меня это время слилось в одно-единственное бесконечно приятное мгновение.
Наконец, Ганс мягко отстранился, и я, подняв голову, наткнулась на немного растерянный взгляд.
— Что?.. — Не выдержав напряжения, поинтересовалась настороженно.
