Купцов взял со стола трубку мобильного телефона и набрал номер.
* * *
Генеральный директор страховой компании «Щит» Даниил Матвеевич Хвостов больше всего на свете не любил просыпаться ни свет ни заря. Он был типичной «совой», то есть пик работоспособности у него, как у Иосифа Сталина, приходился где-то на час ночи, когда большинство добропорядочных людей спят в своих постелях. Днем он часто бывал вялым и заторможенным, что, впрочем, не влияло на его бизнес: в кругах страховых деятелей Москвы Хвостов-младший слыл человеком с железной хваткой и, несмотря на относительную молодость (ему исполнилось тридцать), сумел прочно утвердиться в своей нише, сперва завоеванной для него отцом.
— Даниил? Это я, — раздался в трубке голос человека, которому Хвостов-младший был многим обязан. — У меня тут папаша твой был. Он что, всегда такой… бескомпромиссный?
Последнее слово Купцов произнес с иронией.
— Отец всегда был прямой, как штык от трехлинейной винтовки, — спокойно сказал Даниил. — А что он от вас хотел? Уж не кладбищенские ли проблемы вы с ним обсуждали?
— Именно, — подтвердил заместитель мэра. — Папаша твой на того сантехника похож, из анекдота…
— Какого анекдота? — поморщился Хвостов-младший, который терпеть не мог манеру Купцова рассказывать анекдоты по поводу и без повода.
— Посадили в 37-м году сантехника. Спрашивают его: за что? Он и отвечает, мол, пригласили в Кремль водопровод посмотреть, а он и заявил: «Тут всю систему менять надо…» Так вот твой родитель у нас всю кладбищенскую систему перестраивать собрался. Ни больше ни меньше.
— Он такой, — подтвердил сын. — Но я на него влиять не могу, вы же понимаете.
— Понимать-то понимаю, но… Короче, Даня, ежели что он будет против меня, грешного, затевать, то ты мне шепни по старой дружбе, а? — Купцов издал неприятный смешок.
— Да что вы, Руслан Альфонсович, я же его вижу раз в месяц, не чаще, — попытался отмахнуться Даниил. — Я о его делах ничего не знаю. Впрочем, как и он о моих. Хотя контору-то мою он организовал…
— Данечка, милый, — в голосе Купцова зазвучал металл, — видеться ты с ним будешь гораздо чаще, и в дела его носик совать будешь. Иначе без носика останешься. Понял?!!
— Понял, — вздохнул Хвостов-младший, скрипнул зубами и, услышав гудки отбоя, положил трубку.
* * *
Взрыв на Троекуровском кладбище большого общественного резонанса не получил — жертв не было, никто не пострадал, и случай, который в ином деле непременно окрестили бы «терактом», прошел по сводкам как «злостное хулиганство». Во всяком случае, в прокуратуре дело по факту взрыва на могиле профессора Савинского завели именно по этой статье; впрочем, вскоре его объединили с другим — по факту убийства этого же известного ученого.
Через три дня после взрыва Дорогин отправился на кладбище, решив проконтролировать, как восстанавливают могилу Кана. Он не удивился бы, увидев, что там до сих пор не сделано ничего, но, вопреки его мрачным предчувствиям, могила Савинского и соседние захоронения были приведены в порядок. Сергей постоял около холмика, поправил венки и двинулся к выходу. Но вдруг остановился, увидев среди памятников знакомую фигуру.
— Савелий? — удивленно произнес он, узнав старого знакомого, кандидата социологических наук Савелия Неделина по кличке Сава. Сава добровольно стал бомжем и несколько раз помог Дорогину в раскрытии преступлений.
— Никак Дорогин! — прищурился бомж, одетый в потертые джинсы с бахромой и майку с портретом Че Гевары. — И я даже знаю, по какому поводу ты сюда прибыл…
Несколько лет назад, во время поисков пропавшего инженера-химика Рэма Харбарова Дорогин услышал историю Савелия.
— Мне тогда едва стукнул тридцатник, — говорил бомж, разливая водку по стаканам. — Времена были дурные-дурные, беспредел полный, делили все, что не поделено… Ну, да ты сам помнишь. А тему диссертации я выбрал совсем необычную… «Маргинальные элементы в период первоначального накопления капитала» — во! То есть про бомжей писал, таких, как я теперь. Почему человек бомжем становится, где корни проблемы, короче, полная социологическая картина явления. У меня диссертация была почти готова. Не хватало только личных впечатлений, чтобы хоть немного жизнью запахло. Неделю я тусовался среди бомжей. И к концу понял, что это самые свободные люди в мире! Они ни от кого не зависят, и от них никто не зависит. Понравилось мне. Видно, на роду написано бродяжить… Доделал я диссертацию… А через неделю прихожу домой раньше срока… В общем, классика. Женушка моя в постели с другим кувыркается. Меня к тому времени такая ностальгия охватила по той неделе, которую я среди бомжей провел, аж жуть! Эксперимент был чистым — у меня с собой ни копейки денег не было. Так оказалось, что бомж на пропитание всегда себе найдет, если вконец не опустился! И что дальше? А дальше я, простите, достал член из штанов и эту сладкую парочку с таким удовольствием мочой окропил, что аж приятно стало. У бабы моей от испуга спазм в причинном месте произошел, дергаются, а расцепиться не могут, ну прямо как собаки после случки. Поссал я на них, штаны застегнул, повернулся и пошел себе…
Вот так и ходил по миру кандидат наук Савелий Трофимович Неделин (диссертацию он все-таки умудрился защитить), пока не встретил девушку по имени Анжела, которая слегка тронулась умом после того, как случайно увидела фотографию своего отца, майора Вячеслава Иевлева, с отрезанной чеченскими боевиками головой. С момента этой встречи они стали неразлучны. И сейчас маленькая Анжела тихонько стояла рядом, глядя на Дорогина огромными печальными глазищами.
— Привет, Сава, — протянул Сергей руку бомжу, который, ответив на приветствие, указал на лавочку около одной из могил. — Рад тебя видеть. Ты-то за каким делом тут?
— К приятелю зашли в гости, сторожу местному. Зенон его зовут.
Дорогин насторожился.
— Сведешь меня с ним?
— Отчего не свести. Люди свои. Через магазин, понятно… Только учти, он не любит, когда кто-то при нем не пьет. Ты же за рулем, так?
— За рулем-то за рулем… Подожди, сейчас кого-нибудь из агентства вызову, — сказал Дорогин и достал мобильный телефон. — Заодно и привезут все, что нужно.
Через полчаса двое сотрудников сыскного агентства «Ольга» прибыли в распоряжение шефа. Один из них тут же уехал, а второй, молодой парень, только что принятый на работу, протянул Дорогину сумку, в которой что-то приятно позвякивало, и, получив приказ ждать, уселся в дорогинскую «шкоду».
В небольшом здании администрации кладбища Савелий познакомил Дорогина с жилистым мужичком лет пятидесяти.
— Это Зенон. А это Сергей. Давай, Серега, расставляй. Как в той рекламе говорили, «время пить “херши”».
Зенон довольно потер ладони.
— Вот, нежданно-негаданно… А ты кто ж такой, Сергей, будешь? Али хоронишь кого?
— Друга недавно похоронил, — коротко ответил Дорогин.
