— Ну, какие предложения… — развел руками Загряжский. — Мы его, конечно, обломаем сегодня, все-таки нас, почитай, сотня, а он с собой едва ли десяток народу приведет. Массой задавим.
— Массой… Хрен его знает, того Хвостова, что он вообще замыслил? И вот же гад, в командировку свалил и телефон отключил. «Абонент временно не доступен…» Неужели придется «тяжелую артиллерию» применять? Ох как не хотелось бы… Ладно, ступай, мне к совещанию готовиться надо.
К совещанию Купцов принялся готовиться весьма своеобразно. Он тут же схватил мобильник и вызвал к себе Леню Лысого. Тот появился в кабинете заместителя мэра, украшенном портретом президента и гербами России и Москвы, через пять минут, поскольку занимал небольшую отдельную комнату этажом ниже.
— Сядь, посоветоваться надо…
Леня молча уселся на стул около приставного столика.
— Видать, снова тебе работа предстоит. Тряхнешь стариной?
— Кто? — коротко спросил Лысенко. — Неужто Хвостов?
— Ты догадлив, — ухмыльнулся заместитель мэра.
— Что ж он опять учудил? — спросил Леня, доставая из кармана четки и автоматически перебирая их. Эта привычка сохранилась у него с детства, когда некий целитель, которому показали психически неуравновешенного подростка, порекомендовал купить четки и приучить Леню перебирать их. Неизвестно, помогли четки или просто закончился переходный возраст, но психических отклонений у Лени Лысенко больше не наблюдалось. Если не считать отклонением готовность в любой момент разрядить пистолет в совершенно незнакомого человека.
— По-моему, настало время его убрать. Слишком «шуметь» стал, мешает. И «кино», как видишь, не помогло…
— Не рано ли, Руслан Альфонсович? — спросил Леня. — Убрать-то его можно и нужно, но вот откуда ноги растут, все сразу и просекут. С ним по-другому бороться надо. Спровоцировать как-нибудь…
— Ну так спровоцируй, — жестко сказал Купцов. — Мне тебя учить, что ли? А то он, видишь, расширенное совещание на сегодня созвал. А меня, своего непосредственного начальника, пригласить забыл. Склероз, видать…
— Именно склероз, — хохотнул Леня Лысый. — Я в курсе… Только провалится его совещание. И именно потому, что Хвостов ваш забывчив больно. Он запамятовал, что июль в разгаре.
— Ну и что?
— А то, что две трети народа в отпусках. Он как-то упустил это из виду…
— А ты-то откуда знаешь, что директора кладбищ в отпусках? — удивился Купцов.
— Мне, Руслан Альфонсович, по роду деятельности все знать положено. Иначе какой я… референт?
Купцов довольно рассмеялся, недобрым словом помянув дурака Загряжского, который и сам в отпуск не спешил, и «отпускными» делами коллег не интересовался, а кипиш поднял такой, что впору танковую дивизию вызывать…
* * *
Совещание, на которое Хвостов возлагал такие большие надежды и которого весьма опасался его скрытый враг, состоялось. Но на него вместо сотни приглашенных явилось… семнадцать человек! Остальные были в отпусках либо отсутствовали по каким-то иным уважительным причинам. С теми «шестерками», чуть ли не простыми землекопами, которых руководители кладбищ прислали вместо себя, говорить было бессмысленно, и Хвостов, выругавшись про себя, понял, что эта система напоминает пресловутого киношного Горца — Дункана Мак-Лауда: куда ни бей — выживет, и только если отрубишь голову — ему и кирдык придет…
Что ж, для этого его сюда и назначили.
В то самое время, когда Матвей Хвостов ругал себя последними словами за то, что перед тем, как назначить совещание, не позаботился узнать, на месте ли его подчиненные, Даниил Хвостов метался по своему кабинету, как черт между котлами. Десять минут назад он получил подтверждение давним своим подозрениям о том, что девушка, в которую он был влюблен уже несколько месяцев, имеет еще одного ухажера… И не кого-нибудь, а его собственного отца!
…В начале года Хвостовым-младшим неожиданно для него самого овладело то, что на языке поднаторевших в психологии домохозяек называется «депрессия». У него просто пропало желание жить. Нет, Даниил не испытывал навязчивой идеи залезть в петлю или пустить себе пулю в лоб — он просто перестал хотеть. Не в том конкретном смысле, который вкладывают в это слово юнцы, собирающиеся на пустырях, — он перестал хотеть вообще. Единственным желанием осталось лечь на диван, укрыться пледом и забыть о том, что он когда-нибудь существовал на свете, просто заснуть и не проснуться, причем никаких снов не видеть.
Такое состояние сперва его не испугало — Даниил подумал, что это последствия неумеренного празднования Нового года, тем более что гороскопы предрекали ему на это время упадок сил. Но когда окончились Рождественские каникулы и пришла пора включаться в работу, он понял, что никакими силами подняться и отправиться в офис его никто не заставит. А еще через три дня, ошалев от телефонных звонков и отключив телефон, Даниил понял, что с его психикой что-то не в порядке. Причин этого он доискиваться не стал — копание в себе не входило в число любимых занятий Хвостова. В конце концов, есть же люди, которым за это деньги платят. И тогда он вновь включил телефон, позвонил школьному приятелю, с которым можно было вести более-менее откровенные разговоры, и узнал у него телефон психолога, которого тот когда-то хвалил, — она вытащила его жену из сильнейшего срыва, вызванного рождением мертвого ребенка.
Психолога звали Марина Куницына.
Не стоит удивляться, что Даниил ничего не знал о том, что эта молодая женщина работала в системе социальной службы, которую тогда возглавлял его отец. Он никогда не интересовался не только коллегами отца, но и его личной жизнью — при жизни матери ее просто не было, а после ее смерти сын виделся с отцом редко, даже на дни рождения его не ходил. Что же до разговоров по душам — такого у них не происходило.
Марина же, осведомленная о том, что у ее друга есть взрослый сын, тоже особо не расспрашивала Матвея: не любил тот распространяться о сыне. Поэтому, когда Даниил вошел в кабинет Марины (кроме работы на полставке в социальной службе, она занималась частной практикой и снимала небольшую комнатушку в одном из медицинских центров), он увидел перед собой незнакомую обворожительную девушку, и только. Равно как и Марина увидела симпатичного молодого мужчину.
— Здравствуйте, — приветствовал Хвостов психолога. — У вас, насколько я знаю, лечение анонимное?
— Как пожелаете, — ответила Марина. — Присаживайтесь. У вас возникли проблемы?
— Как без них-то… — развел руками Даниил, усаживаясь в мягкое кожаное кресло и оглядывая маленький кабинет, единственным украшением которого был висевший на стене, оклеенной неброскими матовыми обоями, пейзаж с пасущимися на лугу лошадьми.
— Я вас слушаю, — сказала девушка.
И Даниил рассказал ей о своих ощущениях последних недель. Марина изредка кивала, не перебивая, что-то помечала в блокноте. Когда Даниил закончил, она сказала:
