Многие полагают, что заговорить с врагом — значит протянуть между ним и собой незримую, но очень прочную нить, которая чаще всего делает невозможным убийство. Дорогин этого мнения не придерживался. Торговцев наркотиками он ненавидел не меньше, чем покойный Кан.
— Что ты хочешь? — глядя на Василия в упор, спросил Дорогин.
— В глаза тебе хотел посмотреть…
— В глаза? А ты хоть раз в глаза тем, у кого отнял детей, смотрел?
— Больно надо, — прищурился Забарский. — Своя рубашка ближе к телу.
— А если бы твой сын или дочь стали колоться?
— Мои бы не стали. Те, кто колются, — слабаки. Им жить не стоит.
— Тебе ли определять, кому стоит жить, кому — нет? Помнишь, у Толкиена Гэндальф говорит: «Многие из живущих достойны смерти. И многие из мертвых — жизни. Тебе дано дарить жизнь? Нет. Тогда почему ты осуждаешь на смерть?»
— Я не осуждаю. Они сами себя осуждают.
— Но ведь с твоей помощью, так?
— Не без этого. Но я с тобой философствовать не собираюсь. Ты мне мешаешь. Этот… Кан, он ведь моего дядьку убил. К стенке поставил, как маньяка какого-нибудь. Ты о моих правах говоришь. А кто ему право дал?
— Он мстил. Ему было за что мстить.
— И мне тоже есть за что.
— Допустим. Но вдова-то его при чем?
— Ни при чем, совершенно. Мне нужен был ты… Тоже, народный мститель…
Дорогин усмехнулся.
— И что же дальше? В чем смысл происходящего? Я, честно говоря, не понимаю. Ты ведь мог меня просто «заказать»… Хотя навряд ли, я человек известный, далеко не любой киллер взялся бы.
— Ты моих парней положил на этом самом кладбище…
— А ты хотел бы, чтобы они меня положили?
— Конечно, хотел бы…
— Слушай, Василий, а ты сам, часом, не на игле сидишь? — спросил Дорогин, который действительно не понимал, что от него хочет наркоторговец. Но, похоже, последний и сам этого не знал.
— Нет, я на игле не сижу. Ты когда-нибудь видел цыгана с наркоманскими наклонностями? Нет у нас таких. Но я тебя понял. Щенка этого, Витю, ты ко мне заслал?
— Какого Витю? — вытаращил глаза Дорогин.
— Ну да, скорее всего, не ты… Иначе не стал бы он мою жену трахать.
Сергей покачал головой.
— Слушай, а у тебя ведь с этим проблемы… Сходил бы ты к сексопатологу, вместо того чтобы людей губить…
— О-о-о, — протянул Василий. — Знал бы ты… Ты прав, у меня проблемы. Я могу трахаться по всем правилам Камасутры, удовлетворить взвод баб за ночь, а вот иметь детей не дано…
— А эти несчастные пацаны и девчонки, которых ты на иглу сажаешь, разве виноваты?
— Нет, не виноваты. Ладно, устал я от тебя. Прощай. Но том свете встретимся.
Василий выхватил пистолет и направил в сторону Дорогина. Но не успел он нажать на курок, как раздался приглушенный выстрел, и пуля из снайперской винтовки раздробила правое плечо Забарского-младшего. Тот застонал, мгновенно перехватил пистолет в левую руку… и опять не успел выстрелить. Дорогин, подхватив с земли валявшийся там тяжелый брус от поперечины креста, со всего размаха опустил его на голову Василия. Тот хрюкнул и как сноп свалился на дорожку между могилами.
— Дубина надежней пистолета, она не дает осечек, — пробормотал Дорогин, отбрасывая окровавленный брус. На кладбище стало одним трупом больше. — И что он от меня хотел? Просто потрындеть? Нет, тут явно дедушку Фрейда спросить надо…
Пять выстрелов прогремели одновременно. Никто из помощников наследника цыганского барона не успел даже достать оружие. Полегли все. Кроме одного — Дорогин заранее приказал оставить «языка». К одному из цыган подобрался Гриша Милорадович, выпустил ему в лицо струю слезоточивого газа и отобрал пистолет, который тот так и не успел вынуть из кармана.
Дорогин подошел к цыгану, который, постанывая, тер воспаленные глаза.
— Куда дели женщину, которую отсюда увезли? Говори быстро, останешься жив… Если нет — молись…
— Она у барона… Под Красногорском…
— Сколько у него там человек?
— Двое или трое… Я не знаю…
— Все, поехали! — отдал бывший каскадер команду по рации. — Прохор Кузьмич, этого цыгана — на первую базу. Раскрутить по полной программе. Ждать нас. Все.
Двое сотрудников агентства подхватили цыгана, запихнули его в белую «Волгу» и увезли. Остальные сыщики погрузились в микроавтобус и направились в сторону Красногорска, где располагалась усадьба Забарского.
Система сигналов, принятая в агентстве «Ольга», позволяла с помощью определенных мелодий передавать сообщения агентам, даже если те находились под контролем. С условием, конечно, что у них не отобрали сотовые телефоны. Дорогин искренне надеялся, что Соколов своей мобилки не лишился.
Так и оказалось. То ли Василий не был до конца уверен, что Соколова ему кто-то подослал, то ли что-то еще, но практически никаких мер предосторожности не принял. И когда мобильник Виктора заиграл «Турецкий марш», Соколов уже знал, что его шеф близко. Да и Ольга, к счастью, начинала приходить в себя.
Их разместили на втором этаже, в комнате по соседству со спальней самого барона. Охранник Сергей, основательно приложившийся к фляжке, которая успела опустеть, молча сидел у окна, переживая грандиозный втык от начальника охраны.
Барон не появлялся, видимо предчувствуя какую-то беду или просто не желая показываться на глаза каким-то «шестеркам».
Ольга, которой Сергей еще на кладбище воткнул дозу какого-то наркотика, потихоньку пережевывала антидот, который на удачу незаметно всунул ей в рот Соколов. Удача была с ними — Ольга действительно начинала понимать, кто она и где находится.
Оставалось ждать. Дорогин с ребятами был уже близко. И когда через десять минут после «Турецкого марша» мобильник заиграл «Полонез Огинского», Соколов подошел к охраннику и резко рубанул его ребром ладони по тому месту, где пробивался пульс. Сергей, не издав ни звука, пошатнулся и готов был уже упасть на пол, если бы его не поддержал Соколов.
— Оля, ты в порядке? — спросил он, укладывая охранника на диван.
— Угу, — пробормотала Ольга, протирая глаза. — Могло быть хуже. Это было какое-то снотворное. Где Дорогин?
— В дороге, — скаламбурил Виктор. — Едет. Сейчас будет. Одного я уже погасил, остались еще трое вроде бы и собака.
— А барон где?
— Да бог его знает…
И тут раздался третий сигнал. На этот раз это была «Катюша». Соколов, который, собственно, сам и разрабатывал последовательность сигналов, хмыкнул, достал из кармана полумертвого охранника пистолет и передернул затвор.
— «Ручка» при тебе? — спросил он Ольгу, намекая на грозное оружие, подаренное ей Дорогиным года два назад.
